– Ни о чем особенном, – сказал Ларсен.
Я сказал, что это как‑то странно – доехать до Лотефосса, чтобы потрепаться о прекрасной летней погоде. Ларсен молчал.
– Ты ведь ему должен, верно? – спросил я.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что Самсон Нильсен – «однорукий бандит». Вроде тех, от которых легко попасть в зависимость. Легко вообразить, как из его кармана в твой будут ручьем литься деньги.
– Я не понимаю.
– Не надо рассказывать, будто твоя жена не получает помощи. Это Самсон Нильсен держит тебя за одно место. Ты доигрался и теперь ему должен, верно?
Секунда – и Ларсен начал рассказывать. Как однажды он с небольшим капиталом присоединился к одной компании. Он знал о риске, но компании доверял. Это была не простая финансовая пирамида.
– Ну еще бы, – сказал я. – Они ведь все не простые?
Я посмотрел на Ларсена и подумал, что он, наверное, самый одинокий человек в Одде. Возможно, ликвидация завода помогла ему не лишиться собственной работы, но одновременно лишила его всех друзей. А теперь он сидел здесь, в многоквартирном доме, с немыслимым долгом и самой толстой женщиной на свете.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Ларсен.
– И о чем же?
– О том, что я – ничтожество.
– Скорее о том, что происходит с принципами.
– То есть?
– Думаю, куда пропали социал‑демократические убеждения и рабочая солидарность.
– Иногда мы не можем позволить себе иметь принципы, – сказал Ларсен.
Я покачал головой.
– Каким образом Самсон Нильсен связан с комбинатом?
– Он все координировал, – ответил Ларсен. – Он человек со знанием местности и большими связями.
– Это ты порекомендовал его владельцам?
Ларсен кивнул.
– А кто делал физическую работу? – продолжал я.
– Ребята из приюта. Беженцы.
– Отличная компания, – сказал я.
– Это была идея Самсона Нильсена, – сказал Ларсен.
Он рассказал, что работали они прилежно. Могли работать по ночам и держали язык за зубами. Начни они разговаривать – только себе бы хуже сделали.
– Сербов привлекали? – спросил я.
– И их тоже, – ответил Ларсен.
В спальне закричала жена Ларсена. В ее голосе слышалось беспокойство. Ларсен встал. Посмотрел в окно.
– Что собираешься с этим делать? – спросил он.
– А ты бы что сделал? – спросил я, думая, что Ларсен поставил не на ту лошадку. Ему хотелось, чтобы я начал во всем этом копаться, а я и сам был по уши в дерьме.
– Что случилось с молодым Педерсеном на самом деле? – спросил я.
– Думаю, Самсон Нильсен посчитал, что он опасен, – ответил Ларсен.
– Опасен – для кого?
Жена Ларсена снова закричала. Почти в отчаянии.
– Лучше тебе сейчас уйти, – сказал Ларсен.
Он посмотрел на меня и убежал в спальню. Я докурил сигарету. Потом встал и подошел к раковине. С жадностью выпил четыре или пять стаканов воды. Дождь перестал. Над вершинами гор ползло вечернее солнце. Выйдя в переулок, я посмотрел вокруг, но не увидел ни журналистов, ни кого бы то ни было, кто мог бы за мной шпионить. Припаркованные вдоль стен автомобили отдыхали, как будто были у себя дома. Вечер выдался тихий. Дождь смыл все посторонние запахи. Пахло летом.
Я пошел по переулку, но вдруг услышал окрик Ларсена. Он подошел ко мне. На нем снова был парик.
– Ты ведь обо мне не будешь писать? – спросил он. |