— Да, мам, — набравшись смелости, отвечаю я.

На другом конце раздаётся то ли задушенный плачь, то ли всхлип. Сердце обрывается от беспокойства. В голову лезут мысли одна страшнее другой.

— Что случилось? Не молчи, мам! — умоляю дрожащим голосом.

— Ничего не случилось, Варенька. Я звоню, чтобы попросить прощения. Я так перед тобой виновата, — плачет она в трубку.

Варенька? Виновата передо мной? Не верю своим ушам, надо что-то сказать, но слова застревают в горле.

— Не знаю, что за бес в меня вселился, но я все осознала. Хорошие люди открыли глаза на то, во что я превратилась. Я какое-то время побуду у них. Тут так хорошо, Варь. Я словно заново родилась. Спасибо тебе за деньги, но больше не переводи. Мне здесь всего хватает …

— Подожди, мам, — перебиваю я, чувствуя, как тревога сковывает горло. — Где ты? Какие люди? Ты, что, продала нашу квартиру?

— Господь с тобой, Варенька. Квартира полностью в твоем распоряжении. Мне помогли навести там порядок и сделать небольшой косметический ремонт. Пожалуйста, возвращайся, — незнакомым смиренным голосом вещает мама.

Черт, она точно в секту загремела.

— Скажи, где ты? Я за тобой приеду! — в панике кричу в трубку.

— Не надо за мной приезжать, я в хороших руках. Со мной порядочные благочестивые люди, они указали мне путь исцеления, и я клянусь тебе, что больше с него не сверну. На меня сошла божья благодать, милая.

Господи, что за бред она несет? Мама никогда не была верующей, не знает ни одной молитвы. После бабушкиной смерти, она продала все старинные иконы, что та сохранила еще от своей прабабки, а вырученные деньги потратила на свои попойки с дружками-алкашами.

— Мам, скажи по-человечески, где ты!

— В центре восстановления при храме. Тут много таких же, сбившихся с пути, как я.

— При каком еще храме?

— Православном, Варя, — мягко и спокойно отзывается мама. В сложившейся ситуации утешает только одно — она не пьяная и говорит вполне внятно. — Мне нужно побыть здесь несколько месяцев, может, полгода. Потом я вернусь, найду работу, и мы с тобой заживем…

— Котенок, давай быстрее, наша очередь, — рядом словно из-под земли появляется Макс и тянет меня за локоть к стойке регистрации.

— Мам, я потом перезвоню. У меня рейс.

— Рейс? Ты куда-то летишь? — обеспокоенно интересуется мать.

Я в шоке и полном раздрае. Когда в последний раз она тревожилась обо мне?

— Домой. Я все тебе расскажу, когда вернусь.

— Я буду ждать, доченька, — снова всхлипывает в трубку мама. — Прости меня, милая.

— Все в порядке. Я не обижаюсь. Береги себя, — закончив вызов, в прострации смотрю перед собой.

Максим передает регистратору наши паспорта, сдает багаж и уводит меня в зону вылета. Усадив в кресло перед панорамным окном с видом на взлетные полосы, он закидывает руку на мои плечи и мягко привлекает к себе. Я отчаянно жмусь к нему, напитываясь его теплом и спокойствием.

— Успокоилась? — шепотом спрашивает Макс, положив подбородок в мою макушку.

— Угу, — киваю, звучно шмыгнув носом.

— Кто звонил?

— Мама.

— И чем она тебя так расстроила?

— Несла какую-то галиматью про Бога, хороших людей и храм, где она якобы проходит курс исцеления, — путано объясняю я, снова поддаваясь паническим мыслям.

— И что в этом плохого? — вопрос Макса вызывает у меня секундный ступор.