|
– Хорошо, мальчики, – сказал он им, когда они собрались тесным кругом. – Теперь выньте мечи и убейте всех, кто еще дышит. А потом подойдите ко мне. – А эбуроны вернутся? – спросил семнадцатилетний солдат. – На рассвете, парень, но они не найдут здесь живых, чтобы сжечь их в своих клетках. Убейте раненых и возвращайтесь. Если найдете кого-нибудь из обозников и рабов, предложите им выбор: уйти и попытаться пробиться к ремам или остаться и умереть. Солдаты ушли выполнять приказ, а Горгона поднял штандарт с орлом и огляделся. Глаза его привыкли к темноте. Ага, вот подходящее место! Он выдолбил мечом канавку в мягкой, пропитанной кровью земле и схоронил в ней орла, после чего стал наваливать на эту «могилу» трупы убитых римлян, пока она не скрылась под грудой мертвых тел. Потом сел на камень и стал ждать. Приблизительно в полночь последние солдаты тринадцатого легиона убили себя, чтобы не быть сожженными заживо в плетеных клетках эбуронов. Остались в живых только несколько нестроевых солдат и рабов. Они взяли мечи и щиты у мертвых легионеров, чтобы попробовать прорубиться сквозь стену врагов. Но эбуроны рассту-пились перед ними с презрительным равнодушием, и потому Цезарь узнал о судьбе тринадцато-го легиона уже к вечеру нового дня. – Требоний, присмотри тут за всем, – сказал он, облачившись в простую стальную кольчу-гу и генеральский плащ. – Цезарь, тебе нельзя ехать без должной охраны! – воскликнул Требоний. – Возьми весь легион, а я призову сюда Марка Красса с его восьмым для защиты Самаробривы. – Амбиориг уже ушел, – уверенно возразил Цезарь. – Он знает, что мы захотим отомстить, и попусту рисковать не намерен. Я послал гонцов к Доригу, вождю ремов. У меня будет охрана! Так и вышло. У реки Сабис его ждал Дориг и десять тысяч кавалеристов. С Цезарем был эскадрон эдуйских всадников и один из его новой «поросли» легатов, Публий Сульпиций Руф. Поднявшись на холм и увидев внизу многочисленную кавалерию ремов, он ахнул. – Юпитер, какое зрелище! Цезарь усмехнулся. – Хорошо смотрятся, а? На ремах были накидки в ярко-голубую и темно-малиновую клетку с вплетенной тонкой желтой нитью. Такого же цвета были и их штаны, а рубашки – темно-малиновые. Конники восседали на рослых, укрытых голубыми попонами лошадях. – Я и не знал, что у галлов такие красивые скакуны. – Это не галльские лошади, – объяснил Цезарь. – Ремы уже давно занимаются разведением италийских и испанских лошадей. Вот почему они приветствуют нас с таким ликованием. Им приходится трудно, за их табунами охотятся все соседние племена, особенно треверы. Ремы, ко-нечно, от них отбиваются, запирая породистых жеребцов в крепостях, но все равно приход Рима в Галлию стал для них подарком богов. Таким образом, мы имеем отличную кавалерию, а я в знак благодарности ремам послал к треверам Лабиена, чтобы тот нагнал на них страху. Сульпиций Руф поежился. Он понимал подоплеку последнего замечания, ибо репутация Лабиена была известна в Риме. – А что не так с галльскими лошадьми? – Они низкорослые, вроде пони. Малопригодны для таких великанов, как белги. Дориг, тепло приветствуя Цезаря, поднялся на холм на кругломордой, длинногривой ко-быле. – Где Амбиориг? – очень спокойно спросил Цезарь, ничем не выдавая своей скорби. – Поблизости его нет. Я привел рабов, чтобы сжечь и похоронить павших. – Молодец. На ночь они стали лагерем, а утром продолжили путь. Амбиориг забрал своих мертвецов. В ущелье лежали лишь тела римлян. Спешившись, Це-зарь жестом велел ремам и своему эскадрону оставаться на месте, а сам с Сульпицием Руфом прошел вперед. По его лицу текли слезы. Первым они увидели обезглавленное тело в доспехах легата. |
