— Китаец?! — переспросил Рындин.

— Да, Олег Алексеевич…

Рындин хмыкнул.

Глава службы безопасности многозначительно кашлянул: щекотливое дельце, порученное ему, он выполнил четко и пунктуально…

— Удалось его проводить? — не допускающим, что могло быть иначе тоном продолжал расспрашивать рындин.

— Так точно. Снимает квартиру на Тверской, напротив Центрального телеграфа. Владелица — дочь сталинского министра, живет на даче. Единственный сын — дипломата, аккредитован в Конакри…

— Сколько времени китаец этот в Москве?

— Соседи говорят, что бывает наездами. Его видят тут при примерно с год…

Рындин подумал:

— Имя и фамилия, конечно, нам ничего не говорят?

— Естественно, — обрадовался собеседник, — здесь он может блеснуть профессионализмом.

— Их у него, скорей всего, в избытке…

Рындин опять поморщился: что за манера — выпендриваться на службе?

— Это все, Олег Алексеевич.

— Спасибо, — сказал он суховато…

Рындин получил нужную информацию: Шанс оправдаться, который он предоставил Панадису, тот не не использовал…

Теперь не могло быть никаких сомнений: сегодняшний визит Панадиса к нему — лишь хитроумная попытка обвести его, Рындина, вокруг пальца. И предпринята, возможно, по совету того же Ченя.

С этой минуты судьба Панадиса и его секьюрити — израильтянина, в принципе, была решена.

Рындин отложил телефонный аппарат.

Последствия нападения на Медицинский Центр «Милосердие 97» были ликвидированы. Его ждали дела…

5

Андрей Станиславович Ковальский принадлежал к редкому типу людей, которые и в огне не горят и в воде не тонут.

Встретит такой по дороге смерть — весь расплывется, заокает:

— Кого вижу! Какая встреча!

Ну прямо друзья с рожденья — и как за таких не порадоваться?!

Пошутит, покалякает, посмеются оба, и, глядишь, смерть растрогается: «Чего ж это я, подумает, плошаю?! Хорош же мужик, чего же его так быстро с собой забирать?!»

В свои шестьдесят три, он, инженер Ковальский, хоть и на пенсии уже, а со всеми в ладах, всем нужен. Он тебе и починит, и смастерит, из дерьма конфетку слепит и так еще тебе подаст, что съешь и спасибо скажешь.

Он и в пятьдесят пять еще в горы ходил, на плотах по рекам сплавлялся. Рюкзак на одном плече, гитара на другом, запас анекдотов, который и на вторую, и на пятую ночь не кончится… Всегда ровен, весел, свободен. С женой развелся еще в тридцать пять, сын в Питере доценствует, а сам бабешками иногда балуется: обычно лет на пятнадцать помоложе. Чтоб не слишком и в то же время…

Всю свою жизнь он так: звезд с неба не хватал, но зато руки! Обе правые и, как говорится, по локоть золотые. Да за одни такие руки человека почитать можно. Цены им нет и не может быть. Все сделают, со всем справятся. И главное — без истерики, нервотрепки, ворчания и жалоб: все со смешочком, с напевочкой, с присвистом.

Студентом был таким, потом инженером. Все рады были ему. У него собирались, к себе приглашали…

Пока не женился. Походы, «мальчишники», междусобойчики — все сразу закончилось. Жена попалась — зануда:

— С туристами не пойдешь! Что я одна с малым буду сидеть?

Дальше — больше:

На спевку гитарную, под дым и водочку — «Только попробуй, — я что, домработница тебе?» Рыбку поудить где-нибудь на водохранилише в Подмосковье? «Ты бы лучше делом занялся, а не глупостями…»

Он любил из дерева безделушки делать, мебель старинную реставрировал.