Неподалеку сидели две дамы среднего возраста, и Панадис начал строить одной из них глазки. Делал он это почти автома тически, думая совсем о другом.

Чень недаром сразу же разглядел в нем, Панадисе, глубокий интеллект. Просто так, перед чужим человеком он не стал бы развивать целую философскую концепцию о преступлении, как таковом, и его трансформации во времени. Возможно, китайцы — вообще, склонны к философии, и толкает их к этому буддизм с его миросозерцанием.

И все — таки, интеллект, если на то пошло, — не только умение разглядывать и сравнивать. Это еще и способность точно рассчитывать. Как шахматист просчитывают ходы противника перед тем, как начать свою выигрышную комбинацию. В чем-чем, а уж в этом с ним, с Панадисом, мало кто сравнится…

Он подчеркнуто элегантно вытер губы белоснежной салфеткой и отпил манговый сок из стакана. Своим манерам он учился на французских фильмах. Нет — нет, — не на американских, а именно на французских: они более непосредственны и изящны…

Дамы встали из — за столика, и одна из них даже наградила Панадиса насмешливым взглядом. Это ее личное дело: такими мужчинами, как Панадис, не бросаются. Неизвестно еще, кто потерял. Панадис слегка похлопал в ладоши, подошел верткий официант.

— Спасибо, было очень вкусно, милый друг, — сказал он, оставив на столе чаевые.

Оделся, спустился вниз. Здесь не успел он поднять руку, как к нему подъехал таксисит. Панадис не без тщеславия подумал о том, что сам вид его говорит о солидности и надежности. Таксисты в этом отношении — точнейший дозиметр.

В машине он подвел итог мыслям: философы мыслят абстракциями, однако Чень продемонстрировал недюжиный практический расчет. Нет сомнений: он его засветил намеренно. Чтобы таким образом лишить возможности выбора. Теперь его у Панадиса, просто нет. Рекетиры знают, что он заказывал их вместе с Ченем, а коли так, — нет сомнения, что очень скоро об этом узнает и Рындин. Ведь возможностей получать информацию у этого порочного московского красавца куда больше, чем у пекинца Ченя.

Чень не станет укрывать какого-то Панадиса своей шкурой: с чего ему рисковать? А остаться один на один с Рындином, когда он обо всем узнает со стороны — все равно, что прилечь вздремнуть в клетке с тигром…

Но Панадис уже просчитал все возможные варианты и выбрал наиболее удачный. Возможность ошибки была сведена к минимуму. Риск? Кто не рискует, тот не выигрывает…

Остановив такси недалеко от обнесенного оградой особняка медицинского Центра «Милосердие, 97», Панадис вышел.

Убедившись, что за ним не наблюдают, он подошел к КПП, нажал кнопку «интеркома».

— Доктор Панадис, — хорошо обкатанным голосом произнес он, — доктор Рындин меня ждет…

Металлическая дверца открылась, мимо секьюрити и его монитора Панадис прошел внутрь.

Справа, в углу двора, у гаража, трудились несколько работяг. Шофер «амбуланса», скорой помощи разговаривал с высоким, в белом халате санитаром.

Панадис поднялся по ступенькам к двери особняка. Несколько мгновений его пристально разглядывали в глазок, наконец открылась входная дверь. Панадис очутился на широкой выложенной мрамором лестнице с темными, хорошо отлакированны ми перилами, и, одолев еще один пролет, оказался в приемной Рындина.

Стены здесь были заново выкрашены, новая люстра в распечатанной коробке лежала у стола секретаря, а в простенке бросался в глаза огромный аквариум с песком и ракушками на дне. пока — без воды и рыб.

Вобщем, несмотря на усилия ремонтников, следы разгрома все еще были видны.

— Разрешите? — манерно спросил панадис, открывая дверь.