|
Пишут, что прогресс сделал нас инфантильными, что изменился быт, изменилось отношение ко времени как таковому. И главное – что мы боимся ответственности. Раньше я думал, что все это – такое преувеличение, что каждое новое поколение всегда подвергается подобной критике. Но пока я читал о Беслане и «Норд Осте», я понял, что уже заканчиваются десятые годы, а мы еще даже не начали осваивать нулевые, ни я, ни мои сверстники, – мы ни черта не знаем о времени, в котором жили; оно не освоено, не осмыслено – у нас нет точек входа в это время.
И это, наверное, главный вывод, который я сделал, пока собирал данные для этого текста: взрослые – это мы, и кроме нас самих нам никто никогда ничего не объяснит.
Лорри Мур до и после 9/11
1.
Лорри Мур – одна из самых важных фигур современной американской литературы. Она – мастер короткой прозы; причем «короткой» во всех смыслах. Ее рассказы написаны пунктирным стилем, в котором пропусков больше, чем слов. Говорят: чтобы рассказ получился, нужно выкинуть из него начало и конец; Лорри Мур идет дальше – она выкидывает начало и конец почти из каждой сцены. Ее цель – не просто рассказать историю, но – стимулировать воображение читателя, заставить его в уме дорисовывать линии, договаривать диалоги и доживать конфликты. Все персонажи Мур во многом похожи друг на друга (и, наверное, на автора) – женщины, занятые вечным самокопанием, погруженные в себя с головой: низкая самооценка, средний возраст, высокий интеллект. Но каждую из них – будь то безвестная актриса с ее вечно неудачными попытками наладить личную жизнь (Willing) или домохозяйка, которую смерть любимого кота так сильно выбила из колеи, что она почти забыла про собственную дочь и теперь ходит на приемы к «кошачьему психологу» (Four Calling Birds, Three French Hens), – каждую из них отличает детально прописанная внутренняя жизнь.
2.
Проза Мур местами предельно проста и как то вызывающе не описательна; мебель, окна, одежда – все это часто существует почти по умолчанию; например, пончо в рассказе Willing выглядит так: «…a handsome man in a poncho, а bad poncho – though was there such thing as a good poncho?» («…красивый мужчина в пончо, в плохом пончо – хотя разве пончо может быть хорошим?»); лишь позже, дочитав один из текстов, ловишь себя на мысли, что единственный предмет интерьера, выхваченный автором из темноты воображения, – это стеклянная ваза без воды, в которую героиня между делом поставила цветы. И, продолжая читать, думаешь: «Так, в вазе нет воды, цветы же завянут». И так везде: одна деталь тянет на себе весь сюжет.
3.
Сюжет, который в текстах Мур неподвижен, как фотоснимок; чтобы его пересказать, больше пяти слов не потребуется; действие обычно происходит в течение очень короткого отрезка времени, иногда – буквально двух трех часов (рассказ Charades, например), характеры же, напротив, всегда в движении; интенсивная внутренняя жизнь героев – вот что действительно интересует автора. И дело здесь даже не в пресловутой диалектике души – тут все иначе; если персонажи Толстого, например, менялись, пережив что то действительно большое, жуткое, эпохальное (см. «После бала»), то у Лорри Мур диалектика души другая – тихая, спокойная. Антиэпохальная. Тут нет воплей, драк и насилия. Любая бытовая мелочь тут может полностью изменить человека. Это легко проиллюстрировать на примере рассказа Charades из сборника Birds of America. После семейного ужина все родственники по очереди выходят в центр комнаты, берут из салатницы бумажку, читают имя знаменитости / название песни и потом жестами в течение минуты пытаются изобразить то, что прочитали. |
