|
Легкомысленную салонную игру Мур превращает в инструмент для изучения / раскрытия характеров. Мы смотрим на игру глазами главной героини, Терезы, и слышим ее мысли. Ее внутренний монолог помогает нам выстроить иерархию внутри семьи. Уже в таком виде рассказ очень хорош, но Мур идет дальше – и ближе к концу между Терезой и ее братом, Эндрю, происходит короткий диалог, после которого героиня понимает, что их отношения больше никогда не будут прежними. Но изменились они внутренне, внешне все осталось как было – никто из родных (возможно, даже Эндрю) ничего не заметил.
4.
Вот первое предложение из рассказа Willing:
«In her last picture, the camera had lingered at the hip, the naked hip, and even though it wasn't her hip, she acquired a reputation for being willing».
(Приблизительный перевод: «В ее последней картине камера задержалась на бедре, на голом бедре, и хотя это было не ее бедро, она приобрела репутацию актрисы, которую легко уговорить».) Есть как минимум две причины, почему начало рассказа Willing прекрасно: Во первых, эта фраза – боль переводчика (хотя, честно говоря, весь корпус текстов Лорри Мур – одна сплошная большая боль переводчика; сложно представить себе тексты, которые при переводе так же упрямо хватались бы друг за друга и за свои английские корни). Уже само название, слово «willing», имеет как минимум два значения – «сговорчивая» (в том числе в сексуальном плане) и «старательная» – и оба подразумеваются / активно обыгрываются в тексте. Во вторых, эта фраза – мечта филолога. Мур начинает с образа бедра, которое на самом деле не принадлежит героине, но тем не менее оно определило ее карьеру. Помимо очевидной иронии (ведь репутация героини никак не связана с реальным положением вещей) в этой фразе уже есть все необходимое, чтобы читатель понял, кто перед ним: актриса, красивая, не очень удачливая, страдающая от предвзятости продюсеров, – и все из за дурацкого голого бедра, которое вообще непонятно кому принадлежит. Все как в жизни, короче. Только очень большой писатель может так плотно насытить смыслом/информацией одно предложение. Вспомните Кафку – он тоже никогда не ходил вокруг да около: «Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое». Проверьте сами – возьмите любой сборник рассказов любого писателя: обычно автору нужен минимум абзац (а то и больше), чтобы ввести читателя в курс дела. Но вот утрамбовать всю завязку в одно предложение – это уже высший литературный пилотаж. Или вот, другой пример, – из рассказа Which is more than I can say about some people:
«When Abby was a child, her mother had always repelled her a bit – the oily smell of her hair, her belly button like worm curled in a pit, the sanitary napkins in the bathroom wastebasket, horrid as a war, then later strewn along the curb by raccoons who would tear them from the trash cans at night».
(Приблизительный перевод: «В детстве мать всегда вызывала у Эбби легкое отвращение – масляный запах ее волос, ее пупок, похожий на червя, свернувшегося в ямке, прокладки в корзине в ванной, мерзкие, как война, и позже разбросанные по обочине енотами, которые по ночам вырывали их из мусорных контейнеров».) Обратите внимание на развитие образа: предложение началось с рассказа об отношениях матери/дочери, продолжилось описанием внешности и закончилось енотами, достающими прокладки из мусорной урны. При всей своей синтаксической сдержанности Лорри Мур иногда позволяет себе такие вот визуальные наслоения – скачки от внешности матери к прокладкам, а потом – и к енотам в ночи. |
