|
- Черт возьми! - в ужасе закричал Рафаэль, - Джерри, се n'est pas possible <Это невозможно (фр.).>, мы не долетим на этой штуке... она слишком мала. - Не волнуйся, Рафаэль, все в порядке, - сказала Джеки с оптимизмом человека, никогда не летавшего на маленьких самолетах. - Это очень хороший самолет. - Правда? - спросил наш друг, беспокойно поблескивая очками. - Ну конечно, в Америке очень много таких самолетов. - Но ведь мы не в Америке, а в Чако... Посмотри, у него только одно крыло, n'est се pas? <Не так ли? (фр.)> Если оно отломится, мы... брр! свалимся в лес. - Он откинулся назад и посмотрел на нас с жалким видом. Тем временем самолет был подготовлен к отлету, и пилот подошел к нам, открывая в улыбке золотые зубы. - Bueno, vamos <Ну что ж, отправляемся (исп.).>, - сказал он и начал собирать багаж. Рафаэль поднялся и взял свой чемодан. - Джерри, мне это не нравится, - жалобно проговорил он, направляясь к самолету. Когда имущество было уложено, для нас самих почти не осталось места, но мы все же ухитрились втиснуться в самолет, я с пилотом на переднее сиденье, Джеки с Рафаэлем на заднее. Я сел последним и захлопнул невероятно хрупкую на вид дверцу, которая тут же открылась. Пилот нагнулся и посмотрел на дверцу. - No bueno <Не годится (исп.).>, произнес он, схватился мощной рукой за дверцу и захлопнул ее с такой силой, что самолет заходил ходуном. - О господи! - послышался жалобный стон Рафаэля. Летчик, весело насвистывая сквозь зубы, задергал ручки управления, мотор взревел, и машина начала дрожать и трястись. Самолет тронулся с места, подпрыгивая на неровностях почвы, трава слилась в сплошное зеленое пятно, и мы оторвались от земли. Набирая высоту, мы любовались открывшейся под нами местностью - сочной тропической зеленью, пронизанной красноватыми прожилками дорог. Мы пролетели над Асунсьоном, розовые дома которого ярко сверкали на солнце, и вскоре прямо по курсу самолета, в мерцающем круге пропеллера, показалась река Парагвай. Летя на большой высоте, мы видели, что река огненной, искрящейся границей разделяла местность на два типа: под нами были плодородный краснозем, зеленые леса и обработанные поля, окружавшие Асунсьон и занимавшие восточную часть Парагвая, а далее, за лентой реки, начиналось Чако, необозримая плоская равнина, тянувшаяся до самого горизонта. Подернутая дымкой утреннего тумана, равнина казалась поросшей серебристо-бронзовой травой, кое-где перемежавшейся сочной зеленью маленьких рощиц. Казалось, будто кто-то прошелся по этой равнине гигантскими ножницами и подстриг ее, словно огромного пуделя, оставив на шкуре в качестве украшения зеленые островки шерсти. Под нами проплывал безжизненный ландшафт, единственным движущимся предметом была река, искрившаяся и сверкавшая по мере своего движения по равнине. Река делилась то на три-четыре русла, то растекалась по пятидесяти или шестидесяти рукавам, которые извивались и переплетались в затейливом узоре, словно блестящие внутренности какого-то огромного серебряного дракона, вываленные на равнину. Пролетев над рекой, самолет опустился ниже, и я увидел, что равнина, которая показалась мне поросшей сухой травой, в действительности была заболочена - вода то и дело выдавала свое присутствие ярким блеском. Зеленые рощицы оказались густыми зарослями колючих кустарников, над которыми изредка поднимались пальмы. Местами пальмы росли сомкнутыми рядами, как будто были посажены людьми. Вода искрилась повсюду мгновенными яркими вспышками белого света, но, несмотря на обилие влаги, кустарники выглядели иссушенными и запыленными, корни растений находились в воде, листья были сожжены солнцем. |
