Там есте добри кафе и мы можем пить.
Николай Иванович опять посмотрел на жену. Та, закрывши носовым платком лицо, полулежа спала или делала вид, что спит. Капитан читал газету.
Вот и Медина.
- Сси...- сказал монах, тяжело вздохнув, поманил пальцем Николая Ивановича и вышел вместе с ним из купэ.
Здесь было заявлено монахом начальнику станции о перемене места назначения багажа, сделана доплата, переменена квитанция. У Николая Ивановича как гора свалилась с плеч, когда он получил от падре Хозе новую квитанцию. Он с наслаждением выпил с ним по большой чашке кофе, обильно приправленнаго коньяком, и вернулся в вагон даже повеселевший. Жена стояла в открытых дверях и старалась улыбнуться мужу.
- Прохладиться с своим другом ходил?- спросила она его.
- Не твое дело,- отвечал тот.- Да коварныя-то улыбки прошу не строить. Срама ими не прикроешь.
Она вспыхнула и молча отошла от дверей.
Был четвертый час дня. Поезд приближался к станции Валядолид. Глафира Семеновна полулежала на диване, отвернувшись к стене. Николай Иванович то и дело взглядывал на нее и с злорадством шептал:
- В Барцелону едешь, милая? Погоди, голубушка... Удружу я тебе.
Он до последняго момента держал от жены в тайне, что в Барцелону они не свернут.
Минут через десять капитан и падре Хозе стали приготовляться к пересадке в Валядолиде в другой поезд и связывали свои вещи. Капитан сказал супругам Ивановым, чтобы и они приготовлялись к пересадке. Николай Иванович улыбнулся углом рта и ничего не ответил. Глафира Семеновна быстро схватила подушку и плод и стала их увязывать в ремни.
- Надевай пальто-то. Приготовляйся... Валядолид сейчас. Здесь сходить,- сказала она мужу.
- Не требуется...- лаконически отвечал тот.
Вот и Валядолид. Кондуктор обявил, что поезд простоит пятнадцать минут. Падре Хозе кликнул носильщика для своих вещей и стал прощаться с Николаем Ивановичем. Тот обнял его и целовал в жирныя щеки, говоря:
- Спасибо, падре Хозе, спасибо! Прощайте... Всю жизнь буду помнить о вас и разсказывать всем, как о хорошем человеке. Вы истинно добрый, благородный и честный человек! Дай вам Бог здоровья и долго, долго жить.
Целовал его и падре Хозе, пожимая ему руки. На глазах у старика были слезы, и он шептал:
- А жена своя не тронь, не тронь... Без скандаль... Надо прочь из свой ум...
Глафира Семеновна недоумевала, что они прощаются, и стояла с открытым ртом. Но монах подошел к ней.
- Прощайте, мадам Иванов... Будь здоров!- произнес он.
- Как? Ведь и мы с вами!...- воскликнула Глафира Семеновна, вопросительно взглянув на мужа.- Разве мы не едем в Барцелону?
- Нет, матушка. Довольно, уж и так набарцелонила. Мы едем на французскую границу, а оттуда в Россию.
- Но как-же это так? Ведь ты хотел...
В голосе Глафиры Семеновны слышались слезы.
Николай Иванович отвернулся от нея, ничего не ответив. Перед ним стоял капитан.
- Ви не едет на Барцелона? Это очень жаль. Прощайте...- сказал он и протянул руку.
- Пошел прочь, выжига!- закричал на него Николай Иванович, весь побагровев и пряча свои руки за спину.- Нахал!- прибавил он.
Капитан выскочил из купэ.
* * *
Через четверть часа поезд отходил от станции Валядолид, направляясь к французской границе. В купэ были только супруги Ивановы. Они помещались на противоположных концах купэ. У одного окна сидел Николай Иванович и разсматривал только что купленные билеты для продолжения пути. У другого окна, на противоположном диване, уткнувшись в подушку, лежала Глафира Семеновна и плакала.
Конец.
|