Мадам Иванова была так рада удачному занятию мест, что даже перестала придираться к мужу, но не особенно доверяя себе в том, что вагон их с уборной, тотчас-же пошла убедиться в этом.

- Все в порядке...- любезно подмигнула она мужу.- Раскладывай поскорей вещи-то по сиденьям.

Николай Иванович стал раскладывать вещи.

- Почти еще полчаса до отхода поезда,- говорил он, взглянув на станционные часы.- За что люблю французов? За то, что у них на конечных пунктах, как и у нас в России, заранее в вагоны забираться можно. Ведь вот поезду еще полчаса стоять, а мы уж сидим. Можно и в окошечко посмотреть, публику покритиковать, водицы содовой выпить, газетку купить. Одним словом, без спешки, с прохладцей... А ну-ка, попробуй это в Берлине! Так на станции Фридрихштрассе примчится не ведь откуда поезд и трех минут не стоит. Все бросаются в поезд, как на пожар... вагоны берут чуть не штурмом. Не успеешь даже разглядеть, куда садишься. Носильщик зря бросает в вагон вещи. Некогда пересчитать их. На-силу успеешь сунуть ему никелевые пфенниги за труды - фю ю-ю - и помчался поезд. А здесь, куда проще. Нет, французы нам куда ближе немцев!..

Николай Иванович выглянул в окошко и купил у разнозчика газету "Фигаро".

- Зачем ты это? Ведь читать ты не будешь,- заметила ему жена.

- А может быть кое-что прочту и пойму,- отвечал он.- Во-первых, в "Фигаро" всегда картинка есть. Картинку посмотреть можно. Наконец, о приезжих. Кто из русских в Париж приехал. Это-то уж я всегда понять могу... Да и вообще приятно в путешествии быть с газеткой.

Он надел пенснэ, развернул газету и стал смотреть в нее, но тотчас-же отложил в сторону.

- Пойду-ка я в буфет... Как ты хочешь, а бутылочку винца надо с собой захватить,- сказал он жене.

- Не зачем,- строго остановила его та.- Ты уйдешь из вагона, а здесь увидят, что я одна и сейчас-же займут места в купэ.

- Однако, душечка, ведь это экспресс... Поезд полетит без остановки. Нас жажда замучить может. Ведь и тебе не мешает глоточек винца сделать.

- О мне прошу не заботиться... А ваше пьянство за границей мне уже надоело. Стоит только вспомнить Турцию, где мы с тобой были в прошлом году, так и то меня в дрожь бросает. Уж, кажется, турки и народ-то такой, которым вино законом запрещено, но ухитрялся-же ты...

- Позволь... Но какое-же тут пьянство, если я одну бутылку вина-ординера?

- Сиди... От жажды у меня яблоки с собой есть.

И муж повиновался. Он вышел в корридор и стал смотреть в окошко. Прошли дама с мужчиной. Мужчина был в усах, в светлом пальто и фетровой серой шляпе. Пальто сидело на нем, как на вешалке, и было далеко не первой свежести. Они говорили по-русски.

" Наверное военный,- подумал про мужчину Николай Иванович.- Не умеют военные за границей статское платье носить".

Догадка его подтвердилась. Мужчина говорил даме:

- Представь себе, мне все кажется, что я где нибудь свою шашку забыл. Хвачусь за бедро, нет шашки и даже сердце екнет. Удивительная сила привычки.

Николай Иванович обернулся к жене и сказал:

- С нами в поезде русские едут: мужчина и дама.

- Что-ж тут удивительнаго? Я думаю, даже и не один русский мужчина с дамой, а наверное целый десяток,- отвечала Глафира Семеновна.- Теперь в Биаррице начало русскаго сезона. Ведь потому-то я тебя туда и везу. Туда русские всегда наезжают на сентябрь месяц и живут до половины октября. Я читала об этом.

Через минуту и в конце корридора послышалась русская речь. Кто-то плевался и произнес:

- Чорт знает, какия здесь во Франции папиросы делают! Словно оне не табаком, а мочалой набиты. Мочалой набиты, да еще керосином, политы. Право. Не то керосином, не то кошкой пахнут.

- Глаша! И в нашем вагоне русские сидят,- снова заглянул в купэ к жене Николай Иванович.

- Ну, вот видишь. Я-же говорила тебе... Мадам Кургузова говорила мне в Петербурге, что теперь Биарриц переполнен русскими.