- Quatre francs, madame...- отвечал тот.- Mais vous payez après.

- Четыре франка за голубой билет,- пояснила она мужу.- А платить потом.

- А красный билет почем? Гуж, биле руж комбьян?- спросил Николай Иванович гарсона, тыкая в красный билет.

- La même prix, monsieur,- и гарсон опять заговорил что-то по-французски.

- И красные, и голубые билеты одной цены,- перевела мужу Глафира Семеновна.

Значение разнаго цвета билетов супруги не поняли.

- Странно... Зачем-же тогда делать разнаго цвета билеты, если они одной цены...- произнес Николай Иванович и спросил жену:- Так какого-же цвета брать билеты? По красному или по голубому будем завтракать?

- Да уж бери красные на счастье,- был ответ со стороны супруги.

Николай Иванович взял два красные билета. Гарсон поклонился и исчез, захлопнув дверь купэ.

IV.

В полдень на какой-то станции, не доезжая до Орлеана, была остановка. Кондукторы прокричали, что поезд стоит столько-то минут. По корридору вагона шли пассажиры, направляясь к выходу. Из слова "déjeuner", несколько раз произнесеннаго в их французской речи, супруги Ивановы поняли, что пассажиры направляются в вагон-ресторан завтракать. Всполошились и они. Глафира Семеновна захватила свой сак, в котором у нея находились туалетныя принадлежности и бриллианты, и тоже начала выходить из вагона. Супруг ея следовал за ней.

- Скорей, скорей,- торопила она его.- Иначе поезд тронется, и мы не успеем в вагон-ресторан войти. Да брось ты закуривать папироску-то! Ведь за едой не будешь курить.

Выскочив на платформу, они побежали в вагон-ресторан, находившийся во главе поезда, и лишь только вскочили на тормаз вагона-ресторана, как кондукторы начали уже захлопывать купэ - и поезд тронулся.

Супруги испуганно переглянулись.

- Что это? Боже мой... Поезд-то уж поехал. Глаша, как-же мы потом попадем к себе в купэ?- испуганно спросил жену Николай Иванович.

- А уж это придется сделать при следующей остановке,- пояснил русский, стоящий впереди их пожилой коренастый мужчина в дорожной легкой шапочке.

- Ах, вы русский?- улыбнулся Николай Иванович.- Очень приятно встретиться на чужбине с своим соотечественником. Иванов из Петербурга. А вот жена моя Глафира Семеновна.

- Полковник... из Петербурга,- пробормотал свою фамилию пожилой и коренастый мужчина, которую однако Николай Иванович не успел разслышать, поклонился Глафире Семеновне и продолжал:- В этом поезде много русских едет.

- Да, мы слышали в Париже, на станции, как разговаривали по-русски.

- Позвольте, полковник,- начала Глафира Семеновна.- Вот мы теперь в ресторане... Но как-же наш багаж-то ручной в купэ? Никто его не тронет?

- Кто-же может тронуть, сударыня, если теперь поезд в ходу? А при следующей остановке вы уж сядете в ваше купэ.

- Да, да, Глаша... Об этом безпокоиться нечего. Да и что-же у нас там осталось? Подушки да пледы,- сказал Глафире Семеновне муж.

- А шляпки мои ты ни во что не считаешь? У меня там четыре шляпки. Неприятно будет, если даже их начнут только вынимать и разсматривать.

- Кто-же будет их разсматривать? Никто не решится. У тебя везде на коробках написана по-русски твоя фамилия. А здесь, во Франции, ты сама знаешь, "вив ля Рюсси"... К русским все с большим уважением. Вы в Биарриц изволите ехать, полковник?- спросил Николай Иванович пожилого господина.

- Да ведь туда теперь направлено русское паломничество. Ну, и мы за другими потянулись. Там теперь русский сезон.

- И мы в Биарриц. Жене нужно полечиться морскими купаньями.

Разговор этот происходил на тормазе вагона, так как публика, скопившаяся в вагоне-ресторане, еще не уселась за столики и войти туда было пока невозможно.