- Позвольте, позвольте... Да вы мне покажите прежде ваши билеты,- сказал ему полковник.

- Да вот они...

Полковник посмотрел на билеты, прочел на них надпись и проговорил:

- Ну, вот видите... Ваши билеты на второй черед завтрака, а теперь завтракают те, которые пожелали завтракать в первый черед. Теперь завтракают по голубым билетам, а у вас красные. Ваш черед по красным билетам завтракать при следующей остановке, в Орлеане, когда мы в Орлеан приедем. Вы рано вышли из купэ.

Николай Иванович стал приходить в себя.

- Глаша! Слышишь?- сказал он жене.

- Слышу. Но какое-же он имеет право заставлять нас стоять на тормазе!- откликнулась Глафира Семеновна.- Не впускать в ресторан!

- Конечно, вы правы, мадам, но ведь и в ресторане поместиться негде. Вы видите, все столы заняты,- сказал полковник.

- Однако, впусти в ресторан и не заставляй стоять на тормазе. Ведь вот мы все-таки вошли в него и стоим,- проговорил Николай Иванович, все более и более успокаивавшийся.- Так составлять протокол, Глаша?- спросил он жену.

- Брось.

За столами супругам Ивановым не было места, но им все-таки в проходе между столов поставили два складных стула, на которые они и уселись в ожидании своей очереди для завтрака.

V.

Супрутам Ивановым пришлось приступить к завтраку только в Орлеане, около двух часов дня, когда поезд, остановившийся на Орлеанской станции, позволил пассажирам, завтракавшим в первую очередь, удалиться из вагона-ресторана в свои куяэ. Быстро заняли они первый освободившийся столик со скатертью, залитою вином, с стоявшими еще на нем тарелками, на которых лежала кожура от фруктов и огрызки белаго хлеба. Хотя гарсоны все это тотчас-же сняли и накрыли стол чистой скатертью, поставив на нее чистые приборы, Николай Иванович был хмур и ворчал на порядки вагона-ресторана.

- В два часа завтрак... Где это видано, чтобы в два часа завтракать! Ведь это уж не завтрак, а обед,- говорил он, тыкая вилкой в тонкий ломоток колбасы, поданной им на закуску, хотел переправить его себе в рот, но сейчас от сильнаго толчка несшагося на всех парах экспресса, ткнул себе вилкой в щеку и уронил под стол кусок колбасы.

Он понес себе в рот второй кусок колбасы и тут-же ткнул себя вилкой в верхнюю губу, до того была сильна тряска. Кусок колбасы свалился ему за жилет.

- Словно криворотый...- заметила ему Глафира Семеновна.

- Да тут, матушка, при этой цивилизации, где поезд вскачь мчится по шестидесяти верст в час, никакой рот не спасет. В глаз вилкой можно себе угодить, а не только в щеку или в губу. Ну, цивилизация! Окриветь из-за нея можно.

Николай Иванович с сердцем откинул вилку и положил себе в рот последний оставшийся кусочек колбасы прямо рукой.

- И что-бы им в Орлеане-то остановиться на полчаса для завтрака, по крайности люди поели-бы по-человечески,- продолжал он.- А с ножа если есть, то того и гляди, что рот себе до ушей прорежешь.

- Это оттого, что ты сердишься,- опять заметила жена.

- Да как-же не сердиться-то, милая? Заставили выйти из купэ для завтрака в двенадцать часов, а кормят в два. Да еще в ресторане-то не пускают. Стой на дыбах два часа на тормазе. Хорошо, что я возмутился и силой в вагон влез. Нет, это не французы. Французы этого с русскими не сделали-бы, Ведь этот ресторан-то принадлежит американскому обществу спальных вагонов,- сказал Николай Иванович.

- Но ведь гарсоны-то французы.

- То был не гарсон, что нас не впускал, то был метрдотель, а у него рожа как есть американская, только говорил-то он по-французски.

Подали яичницу. Приходилось опять есть вилкой, но Николай Иванович сунул вилку в руку гарсону и сказал:

- Ложку.