- Не ради винища... Что мне винище? А я гляжу вперед. Теперь есть не хочется, так в девять-то часов вечера как захочется! А поезд летит, как птица, и остановки нет.

- Не умрешь от голоду. Вот гарсон булки с ветчиной продает,- кивнула Глафира Семеновна в открытое окно на протягивающаго свой лоток буфетнаго мальчика.- Купи и запасись.

- Да, надо будет взять что-нибудь,- сказал Николай Иванович, выглянул в окошко и купил четыре маленькия булочки с ветчиной и сыром.

- Куда ты такую уйму булок взял?- опять крикнула ему супруга.

- Я и для тебя, душечка, одну штучку...

- Не стану я есть. У меня не два желудка. Это только ты ненасытный. Впрочем, у него виноград есть. Купи мне у него винограду тарелочку и бутылку содовой воды.

- Вот тебе виноград, вот тебе содовая вода.

Глафира Семеновна стала утихать.

- Там у него, кажется, груши есть? Возьми мне штуки три груш.

Куплены и груши.

- Прихвати еще коробочку шоколаду. У него шоколад есть.

Куплен и шоколад. Глафира Семеновна обложилась купленным дессертом и принялась уписывать виноград. Николай Иванович с аппетитом ел булку с ветчиной. Поезд тронулся. Собаченка на руках у усатой дамы залаяла. Дама дернула ее за ухо. Собака завизжала.

- Хороший покой нам будет в дороге от этой собаки,- проговорила Глафира Семеновна.- То лает, то визжит, подлая. Ведь этак она, пожалуй, соснуть не даст. Да и хозяйка-то собачья своими усами и носом испугать может, если на нее взглянешь спросонья. Совсем ведьма.

Николай Иванович, видя, что к супруге его несколько вернулось расположение духа, с сожалением говорил:

- Бордо, Бордо... Какой мы случай-то хороший опустили! Были в Бордо и не выпили настоящаго бордо. Похвастаться-бы потом в Петербурге можно было, что вот так и так, в самом бордосском винограднике пил бордо.

- И так похвастаться можешь. Никто проверять не будет,- отвечала супруга.

- Но еще Бордо - Бог с ним! А что в Коньяк мы не заехали, так просто обидно!- продолжал он.- Век себе не прощу. И ведь как близко были! Чуть-чуть не доезжая Бордо в сторону... А все ты, Глаша!

- Да, я... И радуюсь этому...

- Есть чему радоваться! Это была-бы наша гордость, если-бы мы побывали в Коньяке. Оттуда-бы я мог написать письмо Рукогрееву. Пусть-бы он затылок себе расчесал от зависти. Вином человек иностранным торгует, а сам ни в одном винном городе не бывал. А мы вот и не торгуем вином, да были. Даже в Коньяке были! Шик-то какой! И написал-бы я ему письмо из Коньяка так: "Коньяк, такого-то сентября. И сообщаю тебе, любезный Гаврила Осипович, что мы остановились в Коньяке, сидим в коньяковском винограднике и смакуем настоящий коньяк финь шампань". Каково?- подмигнул жене Николай Иванович.

- Брось. Надоел,- оборвала его супруга взглянула на даму с усами и проговорила:- И неужели эта ведьма усатая поедет с нами вплоть до Биаррица?!.

Молчавшая до сего времени усатая дама вспыхнула, сердито повела бровями и ответила на чистом русском языке:

- Ошибаетесь, милая моя! Я не ведьма, а вдова статскаго советника и кавалера! Да-с.

VII.

Выслушав эти слова, произнесенныя усатой дамой, Глафира Семеновна покраснела до ушей и мгновенно уподобилась Лотовой жене, превратившейся в соляной столб. Разница была только та, что Лотова жена окаменела стоя, а мадам Иванова застыла сидя. Она во все глаза смотрела на мужа, но глаза ея были без выражения. Сам Николай Иванович не совсем растерялся и мог даже вымолвить после некоторой паузы:

- Вот так штука! А вы, мадам, зачем-же притворились француженкой?- задал он вопрос усатой даме, но не смотря на нее, а устремив взор в темное пространство в окошке.

- Никем я, милостивый государь, не притворялась, а сидела и молчала,- отвечала усатая дама.