|
Подали яичницу. Приходилось опять есть вилкой, но Николай Иванович сунул вилку в руку гарсону и сказал: - Ложку... Кюльер... Тащи сюда кюльер... Апорте... Фуршет не годится... Заколоться можно с фуршет... By компрене? Гарсон улыбнулся и подал две ложки. - ешь и ты, Глашенька, ложкой. А то долго-ли до греха?- сказал жене Николай Иванович. - Словно в сумасшедшем доме...- пробормотала супруга, однако послушалась мужа. Ложками супруги ели и два мясных блюда, и ломтики сыру, поданные вместо десерта. Завтрак кончился. Николай Иванович успел выпить бутылку вина и развеселился. За кофе метрдотель, тот самый, который не впускал их в вагон, подал им счет. Николай Иванович пристально посмотрел на него и спросил: - Америкен? Янки? Последовал отрицательный ответ. - Врешь! Америкен. По роже вижу, что американец!- погрозил ему пальцем Николай Иванович.- Не французская, брат, у тебя физиономия. - Je suis suisse... - Швейцарец,- пояснила Глафира Семеновна. - Ну, вот это так. Это пожалуй!..- кивнул ему Николай Иванович.- Всемирной лакейской нации, поставляющей также и швейцаров и гувернеров на весь свет. Это еще почище американца. Нехорошо, брат, нехорошо. Швейцарская нация, коли уж пошла в услужение ко всей Европе, то должна себя держать учтиво с гостями. Иль не фо па комса, как давеча. Метрдотель слушал и не понимал, что ему говорят. С поданнаго ему супругами золотого он сдал сдачи и насыпал на тарелку множество мелочи. - Что-ж, давать ему на чай за его невежество или не давать?- обратился Николай Иванович к жене.- По настоящему не следует давать. Вишь, рожа-то у него!. - Да рожа-то у него не злобная,- откликнулась супруга.- А мы действительно, немножко и сами виноваты что, не спросясь брода, сунулись в воду... Может быть, у них и в самом деле порядки, чтобы не пускать, если в поезде такая цивилизация, что он бежит с рестораном. - Ну, я дам. Русский человек зла не помнит,- решил Николай Иванович и, протянув метрдотелю две полуфранковыя монеты, прибавил: - Вот тебе, швейцарская морда, на чай. Только на будущее время держи себя с русскими в аккурате. Метрдотель поклонился и поблагодарил. - Зачем-же ты ругаешься-то, Николай?- заметила мужу Глафира Семеновна.- Нехорошо. - Ведь он все равно ничего не понимает. А мне за свои деньги отчего-же не поругать?- был ответ. - Тут русские есть в столовой. Они могут услышать и осудить. Часу в четвертом поезд остановился на какой-то станции на три минуты и можно было перейти из вагона-ресторана в купэ. Супруги опрометью бросились из него занимать свои места. Когда они достигли своего купэ, то увидели, что у них в купэ сидит пассажир с подстриженной а ля Генрих IV бородкой, весь обложенный французскими газетами. Пассажир оказался французом. Читая газету, он курил, и когда Глафира Семеновна вошла в купэ, обратился к ней с вопросом на французском языке, не потревожит-ли ее его курение. - Если вам неприятен табачный дым, то я сейчас брошу сигару,- прибавил он. Она поморщилась, но просила его курить. Николай Иванович тотчас-же воскликнул: - Вот видишь, видишь! Француз сейчас скажется. У него совсем другое обращение. У них все на учтивости. Разве может он быть таким невежей, как давишняя швейцарская морда, заставлявшая нас стоят на тормазе! Me комплиман, монсье... Вив ли Франс... Ну - рюсс...- ткнул он себя пальцем в грудь и поклонился французу. Француз тоже приподнял свою дорожную испанскую фуражку. - Зачем ты это? С какой стати разшаркиваться!- сказала мужу Глафира Семеновна. - Ничего, матушка. Маслом кашу не испортишь. А ему за учтивость учтивость. Поезд продолжал стоять. Вошел кондуктор, попросил билеты и, увидав, что супруги едут в Биарриц, сообщил, что в Бордо им надо пересаживаться в другой вагон. Фраза "шанже ля вуатюр" была хорошо известна Николаю Ивановичу и он воскликнул: - Коман шанже ля вуатюр? А нам сказали, что ту директ. |
