Капитан быстро отодвинулся от Глафиры Семеновны. Та взяла с дивана карты и разсматривала их.

"Нет, какая тут к чорту Барцелона! Ну, ее к лешему!"думал Николай Иванович. "Если уж в вагоне целовать себя позволяет, то чтоже в Барцелоне-то будет! Там она так набарцелонит, что беда! Надо прекратить все это", решил он.

LXXXVI.

Проехали еще одну станцию. Николай Иванович и намека не сделал, что он видел, как капитан поцеловал его жену. Но он злился. Злоба душила его. Он сидел, кусал губы и соображал, что ему делать. В Барцелону он уже окончательно решил не ехать, но от придумывал, как ему лучше поступить, чтоб провезти жену прямо на французскую границу. Билеты у него были взяты до Барцелоны, багаж был сдан на станции туда-же. Он знал, что сворачивать с пути на Барцелону и пересаживаться в другой вагон надо на станции Валядолид, но ему не было известно, когда их поезд придет в Валядолид. Разумеется, плата за проезд от Валядолида до Барцелоны должна уже пропасть. Про нее он говорил: "чорт с ней, где наше не пропадало!" Он решил, что от Валядолида до французской границы он возьмет другие проездные билеты, но он становился втупик, как он при совершенном незнании языка переведет направление своего багажа вместо Барцелоны к французской границе. О времени прихода поезда в Валядолид он хотел тотчас-же спросить у падре Хозе, но монах спал самым блаженным образом, с капитаном-же в данную минуту ему было даже противно разговаривать. Николай Иванович и так еле отвечал на вопросы капитана и сейчас-же от него отворачивался.

"Черномазый мерзавец!" говорил он про капитана мысленно.

Он хотел разбудить монаха, чтоб выпытать у него кое-какия сведения об остановке на станции Валядолид, но пожалел.

"Когда проснется, спрошу. Зачем его будить? Он добрый, радушный, безхитростный человек и, кроме хорошаго, я от него ничего не видал. Ведь вот угощает вином, закусками, а капитан этот черномазый словно акула какая-то. Весь вчерашний день пил, ел на мой счет, а сегодня уж, извольте видеть, целовать жену вздумал! И это за мое-же гостеприимство! Мерзавец!" разсуждал Николай Иванович и при этом мысленно прибавил: "Да и женушка тоже хороша!"

Он метнул в ея сторону косой взгляд и стиснул зубы. Она в это время раскладывала гранпасьянс на капитанском шагреневом саквояже, который тот поставил между собой и ей.

Через полчаса монах проснулся, выпрямился, зевнул и протер кулаками глаза.

- Статион Сеговья бил?- спросил он у Николая. Ивановича.- На Сеговья мы должен иметь добри заутрак.

"Обжора, а прекрасный человек", подумал про него Николай Иванович, и тут у него мелькнуло в голове обявить монаху по секрету свое решение не ехать в Барцелону, а также и причину, по которой он сделал это решение. "Он человек простой, добрый, он взвесит, что такое муж, и поймет, что я должен это сделать. А поймет, так я уверен, что и поможет мне устроить это дело", разсуждал он. "Переведет багаж вместо Барцелоны на французскую границу и все эдакое".

Взглядываясь в добродушное лицо падре Хозе,

Николай Иванович был убежден, что монах ему поможет.

"За завтраком откроюсь ему", решил он, и сейчас-же стал разспрашивать его, когда они приедут в Сеговию и когда будут в Валядолиде. Оказалось, что в Сеговии поезд останавливается для завтрака в начале второго часа, а в Валядолид, где ветвь на Барцелону, приходит в четвертом часу дня. Было с небольшим двенадцать часов. До Сеговии оставалось еще больше часа пути. Дабы понабраться храбрости к этому времени, Николай Иванович попросил у падре Хозе вина. Тот с полным радушием тотчас-же вытащил из корзины непочатую еще бутылку, откупорил ее и принялся распивать вместе с Николаем Ивановичем.

"Постой... Преподнесу я сюрприз супруге любезной, когда узнает, что мы едем не в Барщелону, а совсем в другую сторону", говорил он себе мысленно.