– Я в курсе, – отозвалась доктор Уоллес. – Я говорила с доктором Кларк, она ваш патологоанатом. Похоже, орудия убийства одинаковые.

– В обоих случаях использовались бритвы, вы это имеете в виду?

– Да. Весьма вероятно.

– Или скальпель?

– Тоже возможно. При таких ранах часто бывает невозможно точно назвать орудие поражения. Можно лишь сказать, что оно было очень острым. Правда, раздобыть скальпель не так‑то просто для обычного мужчины, не врача.

– А для женщины?

– И для женщины. Но давайте перенесем наш разговор в морг. Вы меня там обязательно найдете. – Она улыбнулась. – Прошу прощения, мне надо сказать кое‑что суперинтенданту Жервез, прежде чем она отключится.

– Тогда поторопитесь, – посоветовала ей Энни, поднимая бокал. – Пьем до дна.

Доктор Уоллес снова улыбнулась и, обойдя стол, села на свободный стул рядом с Жервез.

– Некомпанейская особа, – заметила Уинсом.

Энни посмотрела на нее:

– Уинсом, мне очень приятно видеть тебя веселой и довольной. Позволь мне угостить тебя. Как насчет чего‑нибудь голубого или розового с зонтиком?

– О, даже не знаю, – растерянно произнесла Уинсом, прижимая к груди свой недопитый полупинтовый бокал.

– Да брось ты, отведи душу, – подмигивая, сказала Энни. – Кто знает, что случится завтра.

Склонившись к барной стойке, она попросила Сирила приготовить какой‑нибудь из его фирменных коктейлей. Бармен обещал немедленно исполнить заказ.

– Послушай, – начала Уинсом, – в тот вечер…

– Ладно, проехали…

– Нет, не проехали. Прости, я виновата. Сожалею, что так бесцеремонно вела себя. Твои поступки касаются только тебя, и я не должна была осуждать… И Кева порицать тоже была не вправе…

– Да о чем ты?

– Понимаешь, я ведь тоже не ангел. Я рассказывала голому, привязанному к кровати человеку о смерти его дочери.

– Уинсом, да ты никак набралась? – удивленно спросила Энни. – О чем ты, черт подери, толкуешь?

Уинсом рассказала, как обнаружила Джеффа Дэниэлса и Мартину Редферн в отеле «Фэвершем». Энни расхохоталась.

– Подумаешь! – пожала плечами она. – Этот негодяй получил то, что заслужил.

– Причем от «черной суки».

– Тебя и вправду это волнует?

– Конечно. А когда ты мне рассказывала о том, что с тобой произошло, у меня в голове все перепуталось. Мне помнилось, что ты привязала голого мужчину к кровати в номере отеля.

– Да не привязывала я его ни к чему!

– Теперь‑то я знаю. Просто у меня в голове возникла эта дурацкая картинка.

Энни в очередной раз надолго приложилась к кружке. Принесли коктейль для Уинсом. За столом запели «Ну почему он был таким красивым?». В недружном строе голосов Энни различила фальшивый тенор Бэнкса и, покачав головой, бросила:

– Кошачий хор!

Уинсом хихикнула.

– Ну, теперь ты знаешь все о том вечере, – сказала она. – Прости. Я вела себя как идиотка.

– Ты имела полное право сказать то, что думала, – ответила Энни. – Я совершила ошибку. Теперь все в порядке. Забудь.

– Значит, мои извинения приняты?

– Конечно! А тебя можно поздравить. Никто представить не мог, что ты способна на такой регбистский захват. Тебе бы за сборную Англии играть!

Уинсом рассмеялась.

– Ну, давай присоединимся. – Энни обняла Уинсом за плечи, и они, захватив свои бокалы, подошли к столу как раз вовремя, чтобы поддержать песню.