Петр Краснов. Подвиг
Трилогия о русской интеллигенции – 3
Томъ I
ГЛАВА ПЕРВАЯ, КОТОРАЯ МОГЛА БЫ БЫТЬ И ПОСЛѢДНЕЙ И КОТОРОЙ МОГЛО БЫ И ВОВСЕ НЕ БЫТЬ
Такъ бываетъ во сне. Вдругъ незримыя, душевныя, внутреннiя очи откроются въ полномъ мраке. И — нетъ мрака. Никогда невиданные города, поместья, леса, сады, люди, сцены, приключенiя мелькаютъ, сменяются, исчезаютъ, появляются вновь. Плетется колдовской разсказъ, увлекаетъ … и … закрылись духовныя очи … Мракъ … Небытiе … Усилiемъ сознательной воли откроешь глаза. Куда девались города, леса, поля, весь пестрый калейдоскопъ никогда невиданныхъ людей?
Передъ изумленными и разочарованными глазами въ мутномъ свете, идущемъ изъ узкаго отельнаго корридора, сквозь окно надъ дверью проявляются бедная комната, стулъ изъ соломы, грязный коврикъ, раковина умывальника и старая ошарпанная портьера. Вся пошлость бедной жизни въ изгнанiи, безъ Родины, безъ цели существованiя потрясетъ все существо… Съ тоскою закроешь глаза … Опять мракъ … Небытiе … Потомъ снова какiя то очи открылись, сознанiе, пониманiе пробудилось … Какое геройство!.. Какiе подвиги!.. Красота какая!.. По крутой, почти отвесной горе несется крошечный вагончикъ — такихъ и не бываетъ на свете — выше, выше … Тамъ, съ вершины — голубыя дали, и въ нихъ дрожитъ, играетъ, тенями переливается несказанно прекрасный городъ. Онъ голубой, прозрачный… Сонное виденiе говоритъ его имя… Схватить? … Запомнить? …
Гуще, сильнее мракъ.
Какъ же звали тотъ голубой, прекрасный, далекiй, недостижимый городъ? …
Сквозь портьеру глядится утро. Дождь бьетъ въ стекла. Жизнь монотонно шумитъ внизу. И сонный городъ и имя его исчезли изъ памяти, ушли изъ сознанiя… Навсегда …
То былъ сонъ…
* * *
Сномъ казался заливъ, полукругомъ врезавшiйся въ берегъ. Алыя краски на западе погасали. Берега темнели. Плоскiй, левый, — тамъ, где широко разлилась Луара, исчезъ во мраке. Правый, где темныя скалы слились съ домами и деревьями и черными зубцами вырисовались въ темневшемъ небе, точно сказочный городъ, дрожалъ въ лиловатой дымке. На далекомъ мысу, за рекой, краснымъ огнемъ вспыхнулъ и угасъ маякъ. Ему белымъ огнемъ ответилъ другой, за Круазикомъ. На горизонте, на далекомъ острову, каждыя пять секундъ сталъ загораться белый огонекъ. Море сливалось съ небомъ въ общей мгле. Вспыхнули звезды. Заиграли алмазами.
Берегъ на много верстъ опоясался вереницею яркихъ электрическихъ фонарей. Отъ ихъ смелаго, наглаго света море стало казаться темнее.
Красота несказанная была кругомъ. Черные валы съ тихимъ ропотомъ вставали надъ уснувшимъ моремъ, шли къ берегу, становились длиннее, уже, и вдругъ опенивались шипящей, белой полосой, разсыпались о прибрежный песокъ и исчезали. Сзади нихъ поднимались другiе, тянулись черными чертами, вспыхивали белой пеной и замирали съ шипенiемъ на берегу. Море дышало въ ночномъ сне. Кто то Незримый и Могучiй линовалъ по нему черныя полосы и сейчасъ же стиралъ блестящими, серебромъ играющими чертами.
Конечно: — сонъ …
* * *
Снилась женщина, зябко кутавшаяся въ дорогой, широкiй мехъ. Она сидела въ деревянномъ отельномъ кресле у железныхъ сквозныхъ перилъ набережной. Голубая шляпка съ внизъ спущенными полями скрывала золото ея волосъ. Светло голубой жакетъ и юбка, такая же, точно такой же матерiи сумочка — все добротное, дорогое, въ лучшемъ магазине, у моднаго портного сделанное, необычайно шли къ ея юному, нежному, не испорченному жизнью лицу. Точно голубая птичка прилетела изъ далекихъ, заморскихъ странъ и уселась въ кресле на берегу океана.
Противъ нея, придвинувъ другое, такое же тяжелое кресло, сиделъ старикъ. |