— А какъ же — «les coccinelles»?… Я не умею, какъ это будетъ по русски…

— Божiя коровки.

— Да, эти маленькiе, серые люди?… Они?… Не мешали?…

— Напротивъ… Они много помогали этому делу… Они пошли за своими начальниками… Безъ маленькихъ людей не сделаешь великаго дела… Они тоже нужны… Да и не все тамъ были Божiи коровки…

— А капитанъ Немо?…

— Онъ, какъ и хотелъ… Онъ былъ Русскiй артиллерiйскiй офицеръ. Онъ былъ скроменъ. Онъ все сделалъ, все создалъ, отдалъ на дело все свое состоянiе и… ушелъ…

— Такъ, значитъ, острова Галапагосъ?

— Ихъ не было…

— Да, въ самомъ деле… Но «огонь поядающiй» — такъ вы мне несколько разъ разсказывали о немъ. Онъ попалилъ не только виноватыхъ, но и правыхъ.

— Не знаю, поймете ли вы меня, мадамъ?… По русски такъ говорится: — «где лесъ рубятъ — щепки летятъ»… На войне, знаете, не безъ урона…

— О, я хорошо по Русски понимаю… Лучше, чемъ говорю… Во мне Русская кровь…

— Я знаю… Я васъ ведь вотъ такой маленькой видалъ. Вамъ не было тогда и двухъ летъ.

— Да… Я знаю… Вы мне говорили… Прощайте, генералъ… Я не знаю, какъ мне васъ благодаритъ за вашъ разсказъ…

— Никакъ… Я былъ радъ поделиться съ вами темъ, что я зналъ, что еще такъ недавно было величайшей тайной, секретомъ, и что теперь стало достоянiемъ газетъ и… толпы…

Они встали… Женщина горячо пожала руку старику и пошла широкими, быстрыми шагами къ громадному отелю, где едва начиналась утренняя жизнь. Сонные лакеи въ жилетахъ и синихъ фартукахъ подметали высокую, нарядную прихожую.

Старикъ пошелъ вдоль набережной. Ему въ сущности некуда было идти. Его поездъ отходилъ въ девять часовъ. Было едва семь. Зимнее солнце еще не вставало.

Было тепло, какъ летомъ. Съ океана, должно быть, изъ техъ далекихъ южныхъ странъ, о которыхъ разсказывалъ старикъ, шло нежное ласкающее дыханiе жаркихъ острововъ…

Все это было, какъ сонъ…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«LESCOCCINELLES»

…"Рисовать, сказалъ я выше, трудно и, по моему, просто нельзя, съ жизни, еще не сложившейся, где формы ея не устоялись, лица не наслоились въ типы. Никто не знаетъ, въ какiя формы деятельности и жизни отольются молодыя силы юныхъ поколенiй, такъ какъ сама новая жизнь окончательно не выработала новыхъ окрепшихъ направленiй и формъ. Можно въ общихъ чертахъ намекать на идею, на будущiй характеръ новыхъ людей»… «Но писать самый процессъ броженiя нельзя: въ немъ личности видоизменяются почти каждый день — и будутъ неуловимы для пера»…

I

Если бы человеческiя страсти и чувства, симпатiи и антипатiи, любовь и ненависть были подобны взрывчатымъ веществамъ, или положительному и отрицательному электричеству — маленькiй домикъ, стоявшiй на rue de la Gare должно было бы взорвать и разнести на мелкiя части. Такъ кипели въ немъ скрытыя и сдерживаемыя чувства.

Это былъ совсемъ маленькiй домикъ, какiе не редкость подъ Парижемъ, въ его предместьяхъ. И местечко, где онъ стоялъ тоже было маленькое и незначительное, какъ то незаметно сливавшееся съ другимъ, уже значительнымъ и богатымъ городкомъ, имевшимъ даже за собою какое то историческое прошлое. Подобно Медону оно было заселено Русскими беженцами. Да оно и походило на Медонъ. Въ немъ, какъ впрочемъ и во всякомъ французскомъ местечке, были avenue du Marechal Joffre, rue de la Gare, place du Marche, все, какъ полагается во всякомъ местечке, имеющемъ претензiи стать въ будущемъ городомъ.