|
За окномъ, доходившимъ до полу, былъ крошечный балкончикъ. Онъ былъ такой маленькiй, что выйти на него было нельзя, и устроенъ онъ былъ по прихоти архитектора, а, можетъ быть, для более яркой рекламы домику: — «квартира съ балкономъ». Мишель открылъ дверь. Посередине двери былъ подвешенъ довольно большой мешокъ съ пескомъ. Онъ долженъ былъ, по мысли Мишеля, изображать вооруженную боксерской перчаткой руку противника. Мишель толкалъ мешокъ, онъ отлеталъ въ сторону и съ силою стремился обратно на Мишеля и тотъ, увертываясь отъ него, толкалъ его снова. Узко поставленные глаза Мишеля сверкали, злобная улыбка кривила худыя плоскiя щеки, тонкiя губы сжимались и становились еще тоньше. Все его тело изгибалось, выпрямлялось, онъ то отскакивалъ отъ мешка, то наступалъ, нанося ударъ за ударомъ. Онъ походилъ въ эти минуты на дикаря, танцующаго воинственный танецъ. Онъ топалъ съ силою босыми ногами, нисколько не безпокоясь, что подъ нимъ спала его бабушка. Онъ былъ занятъ «деломъ», интересовавшимъ его более всего. У него была одна, все поглощавшая страсть — стать знаменитымъ боксеромъ, такимъ, какъ Карпантье, победить всехъ, стать чемпiономъ «легкаго веса», заработать миллiоны, видеть поклоненiе толпы, и тогда… дальше его голова отказывалась думать. He хватало воображенiя. Дальше въ мечтахъ была своя машина «Люксъ», какая нибудь Эспано-Сьюза, а еще лучше гоночная машина съ необычайной силы моторомъ, и установленiе мiровыхъ рекордовъ. Хорошо было бы еще и летать. Но летать непременно такъ, какъ еще никто не леталъ. Напримеръ долететь до луны, или до какой нибудь тамъ звезды. А для этого было нужно быть сильнымъ, ловкимъ и здоровымъ. Для этого «физ-культура», для этого утренняя гимнастика и боксъ по своей собственной системе.
Когда то, двенадцать летъ тому назадъ, Мишель Строговъ былъ славнымъ десятилетнимъ мальчикомъ, съ русыми мягкими волосиками, онъ готовился поступить въ корпусъ и продолжить славное служенiе Отечеству рода Нордековыхъ. Но, налетела революцiя. Отецъ, бывшiй на фронте, очутился въ Добровольческой Армiи, мать, после долгихъ мытарствъ, арестовъ, издевательствъ, после многолетней разлуки, по объявленiю отъискала мужа уже въ Париже, и помчалась, преодолевая тысячи опасностей и лишенiй, къ нему. Шура оставался сначала на попеченiи бабушки. Началась для него новая, необычная, полная впечатленiй жизнь. Пролетарская школа второй ступени… Холодъ и голодъ. Новый языкъ, хулиганскiй жаргонъ какой то, раннее развитiе и познанiе жизни. Грязныя, развратныя девчонки. Дома — чопорная бабушка, не понимавшая своего внука и боявшаяся его. И мало по малу славный мальчикъ Шура преобразился въ гражданина Нордекова. Онъ пересталъ креститься на храмы Божiи, пересталъ ходить въ церковь, проникся уваженiемъ къ физической силе, записался въ комсомолъ…. Потомъ вдругъ какъ то прозрелъ, испугался, что его возьмутъ въ красную армiю и при самыхъ невероятныхъ обстоятельствахъ, забравшись на шведскiй пароходъ въ Ленинграде, бежалъ заграницу. Безъ паспорта, безъ какого бы то ни было документа о томъ, кто онъ, Мишель сталъ пробивать себе дорогу жизни. Попалъ во Францiю, использовалъ свои знанiя французскаго языка, полученныя въ раннемъ детстве отъ матери, и съ перваго же знакомства съ полицейскимъ комиссарiатомъ съ чисто советскимъ искусствомъ лжи сделался французскимъ гражданиномъ Мишелемъ Строговымъ и выправилъ себе все нужныя для этого бумаги. — Какъ странно, Мишель Строговъ?… Совсемъ, какъ въ модномъ фильме, - сказали въ полицiи. Ему, конечно, не поверили бы и не дали бы ему документовъ, да уже по очень необычному делу онъ попался въ полицiю. Онъ безъ всякихъ на то правъ ездилъ на такси. Пассажиръ забылъ въ карете бумажникъ съ деньгами, более трехсотъ тысячъ франковъ. Шофферъ все деньги доставилъ въ полицiю и отказался отъ вознагражденiя. Седокъ, почтенный французъ, пораженный честностью и безкорыстiемъ молодого человека съ такимъ необыкновеннымъ прошлымъ, съ такою громкою Жюль Верновскою фамилiей, съ лицомъ скорее симпатичнымъ, сталъ хлопотать за Мишеля. |
