– …в любом варианте у нас ни хрена нет, – закончил я за него.

Я помолчал и потер глаза, собираясь с мыслями. В научной фантастике того периода, когда Изначальный Боб был жив, существовали «червоточины», подпространство, гиперпространство (а чем они вообще отличаются?), вероятностные двигатели, варп-двигатели, складывающееся пространство, нуль-пространство и так далее. Конечно, все это, за исключением «червоточин», было просто красивым набором слов и не имело реального определения. И не существовало никаких признаков того, что одно из этих явлений могло бы лечь в основу сверхсветового двигателя. Мы, разумеется, знали, что УППС работает, и, следовательно, скорость света не была максимальной скоростью во Вселенной – или источником парадоксов путешествий во времени. Скорее всего, данный факт заставил бы многих ученых XXI века забиться в припадке.

Но процесс, который позволял мгновенно передавать информацию на межзвездные расстояния, не имел очевидной связи с перемещением материи. Так что, если не считать простого осознания того, что мы обставили Эйнштейна, ничего конкретного у меня не было.

Я продолжил размышлять вслух:

– Я сто раз был на грани того, чтобы клонировать себя и поручить каждому клону работать над одной из возможностей. Но на это пришлось бы потратить огромное количество времени и ресурсов…

Гарфилд уже привык к тому, что я ныряю в свой поток сознания посреди разговора, – и уже знал все мои любимые темы. Он без проблем подхватил мою мысль:

– И, возможно, это все равно не помогло бы. Если Хью прав и мы недостаточно умны, чтобы решить эту проблему, тогда ты ничем не отличаешься от миллиона обезьян, которые колотят пальцами по клавиатурам.

– Ага. Я тоже об этом подумал. – Вздохнув, я создал чашку кофе. – Гарфилд, я не сдамся, но данная ситуация уже начинает меня раздражать.

– Поэтому было бы здорово, если бы что-то указало нам правильное направление, – закончил Гарфилд за меня. Я улыбнулся и снова вспомнил о том, как хорошо мы раньше работали вместе. В наше время у Гарфилда есть свой собственный производственный комплекс, но его больше заинтересовали те сферы науки, которые теснее связаны с биологией. В данный момент он пытался разобраться с абиогенезом – процессом, в ходе которого жизнь появлялась из не-жизни. Достойное дело, но, быть может, слишком зависящее от случайностей.

Однако прямо сейчас Гарфилд был здесь, и мне очень хотелось поделиться с ним парой своих идей.

– Я сосредоточился на «червоточинах» и одном из вариантов пузыря Алькубьерре – хотя бы потому, что только с ними связаны теории, на которые можно опереться. Но в обоих случаях нужны негативная энергия или негативная масса, а мне пока не удалось заказать ни то, ни другое.

– Ах да, эти вечные проблемы с цепочкой поставщиков. Они каждый раз тебя добивают, – усмехнулся Гарфилд, но затем снова стал серьезным. – Казимиров двигатель работает за счет негативной энергии вакуума, но он на несколько порядков слабее того, что тебе нужно.

– Ага. Чтобы создать нужный уровень энергии, мне понадобится ряд пластин с казимировыми двигателями, который будет размером с Юпитер, и я ни за что не смогу собрать столько негативной энергии в одной точке. Так что по этому пункту провал.

– У тебя хоть какие-то успехи есть?

– На самом деле да. Я могу изолировать из квантовой пены пары микроскопических «червоточин» и не дать им рухнуть обратно друг в друга. Я могу даже в течение нескольких секунд поддерживать отдельные конечные. Мне удалось разделить их на несколько километров, но если я пытаюсь что-то через них протолкнуть – хотя бы фотон, – они обрушиваются.