— Если еще раз спросишь «зачем», когда я что-нибудь приказываю, задам тебе жару, — сказал беззлобно, просто предупреждая.

— Что мне снять? — спросила я.

Он отрезал шмат табаку и сказал:

— Все. Пора Ричарду показать, что такое женщина, а ты тут единственная. Давай побыстрей.

Впервые в жизни ощутила неловкость в присутствии мальчика. Сняла штаны и рубашку и осталась в белье.

— Достаточно? Мне тоже холодно.

— Сейчас согрею, — сказал он. — Сказано тебе!

На мне тоже были кальсоны, только подрезанные снизу. Сняла и стояла голая, скомкав белье перед собой. Папа не смотрел, но смущалась я ужасно. Странно все было. Он глянул, выхватил мое белье и бросил его на пол. Час от часу не легче.

— Ладно. Ричард, смотри, — кивнув на меня, сказал отец. — Вот так они выглядят.

И сам внимательно оглядел меня с ног до головы.

— Молли очень красивая девушка, — сказал он. — Тебе повезло, что смотришь на такую красавицу. Она гораздо красивее, чем была ее мать.

— На что мне смотреть? — спросил Ричард. — Это Молли, я ее и так знаю.

Если бы вместо Ричарда стоял тут кто-нибудь другой, смущалась бы сильнее, но Ричард был безобидным.

Отец рассмеялся.

— Плохо смотришь, — сказал он. — Подойди ближе и присядь. Видишь, там у нее растут волосы?

Что было делать с руками? Догадывалась, что закрываться нельзя, папа не позволит. Убрала руки за спину. Ричард, в самом деле, присел передо мной на корточки и разглядывал.

— Вижу. Она этим писает, — сказал он. — А зачем столько волос? У меня они тоже есть, но поменьше.

— Чтоб туда труднее было попасть, — сказал папа. — Запомни одно — в этом самом месте делаются дети, в этой щели.

— Странно, она такая маленькая, — сказал Ричард. — Мне без штанов холодно.

— Подымись, — сказал папа. — А то совсем замерзнешь. Хиловатый ты еще парень все-таки. А ты, Молли, давай сделай, чтобы у него встал. Я должен объяснить ему, как все происходит.

Знала, или казалось, что знала, о чем он говорит, но не пошевелилась. Не могла прикоснуться к Ричарду.

— Давай, возьми его рукой, — сказал папа. — Он не знает самого главного.

— Не хочу, — сказала я. — И Ричард не хочет. Он и так все понимает, он видел, как бывает у быков.

— Ну ты, поперетчица, — сказал папа. — Делай, что говорю.

Ричардова штуковина висела прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки. Но я знала, что ее не коснусь, что бы там папа ни приказывал. Заплакала, и слезы потекли по груди и животу.

— Пореви у меня, пореви, — сказал отец и вышел из комнаты.

Догадалась — он отправился за ремнем, на котором точил бритву. И что делать? Стояла и плакала. Но, оказалось, стоило ему выйти, как у Ричарда встал. Мы оба удивились.

— Она тебе помогла? — спросил папа, когда вернулся.

— Нет. Он сам собой, — сказал Ричард. — Прости, я не хотел.

Он был смущен не меньше моего.

— Ну вот, это мне и было нужно, — сказал папа. — Теперь смотри — когда он становится таким, он может войти ей в щель. И от этого получается ребенок. Так что соображай получше, кому его всовывать.

— Значит, если его туда не совать, то детей не будет? Тогда почему дети все-таки рождаются?

Наука давалась Ричарду с трудом.