— Неужели — ненависть? — сказал Гид. — Нет, не верю.

Сама мысль казалась ему невыносимой. Но Джимми-то жил со мной, и я давно привыкла к его ненависти.

— Ненависть, — сказала я. — Странно, что он до сих пор нас не убил.

— Может, армия его изменит, — сказал он. — Может, когда вернется, станет добрее.

Разглядывала расческу. В ней застряло несколько волосков, солнце их окрасило золотом. Прикинула, как бы выглядела, если бы вдруг сделалась блондинкой, — наверное, еще страшней.

— Ничего армия не изменит, — сказала я. — Тебя она бы не изменила. Только мы сами могли все изменить, а не сумели.

Заплакала. Он хотел, чтобы я придвинулась к нему поближе. Не стала, сидела, прижавшись к дверце, и он смог только погладить меня по колену и продолжал смотреть вперед.

На проселке в миле от шоссе, среди пустых пастбищ, где уже не попадалось никаких машин, он остановил автомобиль и затянул ручник. Тормоз взвизгнул, визжит он и по сей день. Гид вынул носовой платок, придвинулся и вытер мне лицо. Сняла с него шляпу и положила на заднее сиденье. Виски его уже тронула седина.

— Не надо плакать, — сказал он.

Его платок промок насквозь. Спрятала его к себе в сумочку, чтобы потом постирать и погладить. Глядела в окно, а он меня обнимал. Забралась на сиденье с ногами, он поправил на мне юбку и провел рукой между бедрами.

— Мейбл непременно была бы в чулках, — сказал он. И больше ничего.

Поехали дальше, я свернулась с ним рядом и закончила расчесывать волосы. День был красивый, прохладный, пронзительный, ясный.

Доехали до дому. Дала Гиду понять, что буду не против, если он зайдет. Наверное, из-за воспоминаний о Джимми ему стало неловко, и он отказался.

— Не уезжай, — сказала я. — Никто сюда не приедет.

Он поцеловал меня на заднем крыльце, а внутрь не пошел. Вроде как бы меня застыдился. С ним случалось такое, но не часто. Когда случалось, делалось ужасно больно.

— Ты можешь остаться, — сказала я.

— Знаю. Но лучше не надо.

Повернулась и пошла от него в пустой холодный дом. Всего несколько раз в жизни я так уходила от Гида. Наверное, он сразу же уехал, потому что, когда я вышла доить, его уже не было. На душе кошки скребли: знала, что он казнит себя и мучается, но поделать с собой ничего не могла. Оставалось ждать, когда он появится сам. Прошли два месяца, два худших месяца в моей жизни. Он вернулся, и я его приласкала. А после того целых полгода он приезжал через день или даже ежедневно.

Мои любимые мальчики и мужчины, из вас я пока потеряла только Джимми. В нем все от Гида: глаза и даже то, как он себя вел. Это замечали все, и от этого было тяжело. Эдди умер раньше, чем проявилось сходство, и не успел ничего заподозрить. А Гид не беспокоился — он гордился Джимми и не скрывал этого. Мейбл держала меня за дешевку, существование Джимми и Джо служило лучшим тому доказательством.

А сам Джимми сломался. Слишком был смышлен, чтобы не догадаться, в чем дело. Наверное, ребята его дразнили, потому что он и Джо всегда ввязывались в драки. Но Джо было на все наплевать, а Джимми — нет. До восьми лет он сходил по мне с ума. Потом стал задумываться, его грызли сомнения. Что Гид его отец, сказала, когда ему стукнуло тринадцать. Он узнал и возненавидел. А до восьми лет был самым нежным мальчиком на свете, только и делал, что висел у меня на шее. Узнав, с той же силой, что любил — стал ненавидеть.

Было ему около десяти или одиннадцати, когда школьные учителя приучили его к церкви.