-  Я помню только, что он радиоактивен, - сказал Изнов. - И, кажется, служит предметом незаконной торговли. Кстати, в переговорах на Синере мне предстояло…

    -  Он обладает своеобразным запахом, - сказал Федоров, - и легко обнаруживается. Поэтому контрабанда протида требует особых условий; тем не менее, есть места, где она процветает.

    -  Я, например, ничего не почувствовал. Хотя сейчас и мне кажется… Ну, а что, если он здесь и был? Мы же не затем сели здесь, чтобы помогать им бороться с контрабандой.

    -  Ничего, разумеется, - ответил Федоров кратко. - Идемте дальше.

    -  Самое время начать аукаться, - с невеселой усмешкой проговорил Изнов. - Кажется, мы основательно заблудились. Я уже и не понимаю: на поверхности мы, под нею или над?

    -  Как-нибудь выберемся, - бодро откликнулся Федоров. - Еще какой-то ход я заметил - мы только что прошли мимо.

    -  Да это просто дыра…

    -  А чем мы рискуем?

    -  И то правда.

    На этот раз они угадали верно. Судя по длинным столам и узким проходам, в зале некогда производился таможенный досмотр. Сейчас тут было безлюдно, в отличие от старт-финиша, - вероятно, потому, что развернуть торговлю мешало множество всякого хлама, загромождавшего и это помещение. Похоже, сюда стащили все, что не пригодилось новым хозяевам космодрома: старые столы и столики, стулья, поломанные пластиковые шкафы, разбитые витрины-рефрижераторы, электрические уборщики, раздавленные ящики и множество мусора, чье происхождение определить уже не представлялось возможным. Все это добро наглухо блокировало проходы - кроме одного. Зато в этом проходе сидела на высоком табурете немолодая девица с вязанием в руках - рядом со столиком, на котором разложены были в изобилии пакетики с жевательной резинкой и какие-то пестрые бумажки - скорее всего, лотерейные билеты; во всяком случае, на Терре их именно так и восприняли бы. Арестованные (наверное, так их следовало теперь называть) остановились перед нею. Обождали минуту, другую.

    -  У меня такое ощущение, что мы стали невидимками, - проговорил Федоров наконец. - Или может быть она незрячая? Тогда бы хоть услышала: мы пробирались сюда достаточно громко…

    Нет; глаза вязальщицы, после этой фразы оторвавшиеся от рукоделия и остановившиеся на вновь прибывших, были, насколько можно судить, в совершенном порядке, и в них можно было прочитать устойчивую скуку, в каждом из шести зрачков. Она кивнула на стол и произнесла несколько слов.

    -  Говорит, что все, что есть, можно видеть на столе. После обеда подвезут еще чего-нибудь, - с некоторым напряжением перевел Меркурий.

    -  Растолкуйте ей, что мы не покупатели. Спросите, можем ли мы выйти в город, или нужно выполнить какие-то формальности? О том, что мы под арестом, лучше не упоминать. Скажите просто, что нам велено отметить прибытие; у нее это, или еще где-нибудь?

    -  Она спрашивает, откуда мы прибыли. Но мне, откровенно говоря, не хочется называть…

    -  Придумайте что-нибудь. Постойте, какой мир называл тот парень около корабля? Что-то такое… Ливрея, в этом роде.

    -  Ливера.

    -  Вот и назовите его.

    -  Ну, пусть Ливера, - согласился синерианин и снова пустился в объяснения. Слушая его, девица пронзала прибывших своим голографическим взглядом.