Десять процентов рассыпалось на незамещенных дорогах к деревням, где отнюдь не всегда имелись холодильные камеры для сохранения оставшегося улова. Как бы стремясь выполнить свой долг, сеть с охотой поползла к траловой палубе.
Слава вел Аркадия мимо белоснежного ангара мастерской.
– Ты заметил, как она говорит по русски? – спросил он. – Просто отлично! Сьюзен – потрясающая женщина. Ее русский намного лучше, чем у той узбечки… Как ее там?
– Динка.
– Да, Динка. Они совсем разучились говорить по нашему.
Справедливо, ничего не скажешь. Карьеристы, рвущиеся наверх, говорили на неожиданно ставшем популярным «политбюрошном» украинском. Со времен Хрущева лидеры страны родом с Украины пользовались искаженным, замедленным русским языком, заменяя «г» на «х» и «в» на «у», и рано или поздно каждый в Кремле, будь он из Самарканда или из Сибири, начинал изъясняться, как уроженец Киева.
– Ну ка, произнеси свое имя, – неожиданно попросил Аркадий.
– Слауа, – Слава подозрительно покосился на Аркадия, – а тебе зачем? Опять что то вынюхиваешь?
Там, где туман встречался с горизонтом, темнела узкая полоска. На ее фоне поблескивал еще один траулер.
Аркадий спросил:
– Сколько «американцев» идет с нами?
– Четыре, как обычно: «Мисс Аляска», «Веселая Джейн», «Аврора» и «Орел».
– И все их команды пришли на танцы?
– Нет. На «Мисс Аляске» была смена экипажа, на «Авроре» – неполадки с рулевым устройством. Поскольку мы сделали передышку на ночь и вдобавок собираемся в Датч Харбор, на этих траулерах было решено пораньше отправиться в порт. На танцы пришли моряки только с двух оставшихся судов – тех, что плывут с нами сейчас.
– У тебя хороший оркестр?
– Не могу пожаловаться, – осторожно ответил Слава.
Передняя палуба делилась на волейбольную площадку и грузовой отсек, который сейчас и пересекали Слава и Аркадий. Площадку для волейбола со всех сторон окружала сетка, но, несмотря на это, мяч иногда вылетал в открытое море. Тогда капитан аккуратно разворачивал «Полярную звезду» к прыгающему пятнышку – задача не из легких. Все равно что провести слона впритирку к мышке. Однако в Беринговом море волейбольные мячи – редкость.
На «Полярной звезде» американцы жили под каютами русского начальства. Сьюзен еще не успела подойти, но в ее каюте уже сидели трое. Верни, веснушчатого парня, Аркадий уже встречал в кафетерии вместе с Воловым. Его приятель Дей носил очки в металлической оправе, подчеркивающие его немного школьную серьезность. Оба носили потертые джинсы и свитера, которые, несмотря на свою заношенность, были лучше одежды русских. Долговязый Ланц был представителем «Нэшнл Фишериз». Его обязанности заключались в том, чтобы следить, не берет ли «Полярная звезда» некондиционную рыбу. Отправляясь на работу, он облачался в брезентовый комбинезон и шерстяную рубашку ковбойку с нарукавниками. На одной руке он носил резиновую перчатку, другая перчатка как платок свисала из кармана. С полусонным видом он развалился на откидной скамье, согнувшись в три погибели. К его губам прилипла сигарета. В ожидании Сьюзен Слава разговаривал со всеми троими по русски с восторженной непринужденностью друга, ровесника и близкого по духу человека.
Каюта Сьюзен отличалась от других. Две койки вместо четырех, хотя жила одна, будучи единственной американкой на борту. В каюте стоял холодильник «ЗИЛ» в половину человеческого роста. В воздухе витал аромат растворимого кофе. На верхней койке стояла пишущая машинка и книги в картонных переплетах: Пастернак, Набоков, Блок. |