— Я…

— Ты… и те, кто был до тебя, вы забиваете им голову сказками о большой любви и высшем предназначении. А потом, когда они взрослеют и понимают, что жизнь от сказки несколько отличается, тогда-то и происходит… всякое. Нет. Я предлагаю честную сделку. Такую, которая устроит всех…

…что-то Эльжбета Витольдовна в этом сомневалась.

— И со мной согласны многие.

— Не я.

— Твое право. Как и мое — созвать большой Совет. И там поставить вопрос на открытое голосование…

— Вызов бросать не станешь? — Эльжбета Витольдовна усмехнулась.

— Зачем? — Властимира сумела выдержать её взгляд. — Это глупо, решать силой вопросы, которые можно решить иначе. А тебе я советую подумать. Многие недовольны ни твоим управлением, ни… тобой. Идем.

Желана вскочила, убирая в сумочку замшевую тряпку, которой выгляживала ногти. Поднялась и Листопада, пробормотав то ли прощание, то ли извинение. Она-то и вышла последней, аккуратно прикрыв за собой дверь.

А Эльжбета Витольдовна потерла виски.

Сместят.

И права Властимира в том, что давно уже никто не использует силу, что сама эта сила… утратила значение? Пожалуй. Странно так…

— Плохо, — Марьяна Францевна сама обошла стол, провела ладонью по стене, снимая отворот, чтобы достать из-за неприметной дверцы бутыль. Наполнив высокие серебряные чарки, поднесла одну Эльжбете Витольдовне.

Плохо.

До того плохо, что… она ведь и вправду… она старалась… для этих вот девочек, которых в школу свозили со всего Беловодья. Испуганных. Растерянных.

…потерявших дом, как когда-то потеряла она сама. И ладно бы дом… сколько лет прошло, а она все еще помнит тот подслушанный разговор, злой шепот матушки, которая…

— Выпей, — печально посоветовала Марьяна Францевна и первой осушила чарку, одним глотком.

…в болоте всяко надежней. Свести тишком, а после сказать, что заблудилась, а то слухи пойдут… говорить станут… младшие… негоже… замуж не выдать будет… ведьма…

Тогда это змеиное шипение парализовало.

Лишило возможности дышать.

И оставило лишь страх.

И наверное, если бы тогда матушка велела б собираться, Эльжбета собралась бы. И к болоту пошла бы покорно, и в болото. И она-то собралась, позже, другим днем, когда явилась за ней не матушка, но отцова сестрица, женщина неприятная, громогласная и любящая раздавать затрещины.

Но тогда-то она глянула на Эльжбету с жалостью.

— Не трясися, — сказала, погладивши по голове. И самой-то ей неловко стало от этое лавки. — Поедем к ведьме в Путятишки. Пущай глянет. Ежели чего…

— Я не…

— Глянет, — она-то и заплела косы, разбирая жидковатые волосы Эльжбеты неловкими заскорузлыми пальцами. — А если и ведьма, то разве ж плохо?

— Мама…

— Дура твоя мама, — сказала тетка беззлобно. — Ныне не те времена. Поедешь в Китеж. Выучишься на ведьму. Найдешь себе мужа богатого, будешь жить боярынею, ни в чем отказу не зная, не чета нам… ежели вспомнишь добрым словом после, то и ладно. А нет… туточки все одно глушь да болото.

Она-то и рассказывала, пока шли, и про Китеж, в котором сама-то не бывала, и про то, до чего славно в этом Китеже ведьмам живется, и про мужа будущего, и…

…настойка была горькою, что слезы.