— А… — тихо поинтересовалась Маланька. — Это… больно?

— Понятия не имею, — ответил Евдоким Афанасьевич. — Я ж не девица. Но считается, что это благословение божье. И потому к девицам, его получившим, всегда отношение особое. Пусть царицей станет лишь одна, но и другие женихов найдут.

— Не, — покачала головой Баська. — Мне царевич нужен.

— Зачем? — Евдоким Афанасьевич определенно удивился.

— Так… ведьма обещала же ж.

— Не я! — поспешила заверить Стася. — Я никому ничего не обещала!

— И правильно…

— Стало быть, благословение. А потом?

— Потом просто. Те, кто получил, а их обычно оказывалось не так и много, помнится, еще моя матушка говорила, что никогда-то больше сотни не набиралось, отправляются во дворец, где и живут, проводят время с царицей-матушкой, встречаются с женихом, а он приглядывается. И не только он. Следом за царской много иных свадеб играют.

Девицы задумались, а Стася втайне понадеялась, что благословение это — штука такая… редкая. Авось и пронесет.

— А… испытания? — на всякий случай уточнила она. — Устраивают?

— Зачем?

— Не знаю… чтоб понять, кто там лучше всех поет, кто — танцует, а кто печь или шить, допустим, умеет?

Баська с Маланькой переглянулись.

— Я огурцы солю, — сказала Маланька робко. — Лучше нашей стряпухи!

— Очень полезное умение для царицы, — Евдоким Афанасьевич усмехнулся. — Испытания… как-то, слышал, собирались их устраивать, но… девицы-то разные собираются. Вдруг да окажется, что какая-нибудь селянка стряпает лучше боярской дочки? Или еще чего? Да и… на кой оно царице? Её задача — наследника родить, а уж солит она там огурцы на досуге или бисером парсуны расшивает — дело третье.

Стасе показалось, что энтузиазм в глазах девичьих несколько поугас. Правда, не настолько, чтобы надеяться, что в храм они не пойдут.

Пойдут.

Вот ночью прямо и пойдут, если не сейчас.

— Завтра, — со вздохом сказала Стася. — Все и отправимся… а то мало ли что?

И Бес кивнул, а после, сползши с дивана, подошел к Баське, выгнул спину и потерся о ногу, то ли утешая, то ли просто так.

…может, все-таки повезет и камень не загорится?

— А… — уточнила Стася, спохватившись. — Мне-то туда не надо?

— В храм?

— В храм… в царицы… в царицы точно не надо, но…

— Если только сама захочешь, — Евдоким Афанасьевич покачал головой. — Но в твоих обстоятельствах…

И не договорил.

Хотя… что уж тут. Обстоятельства ясные, вон, узор на руке уже проступает, правда, бледный пока, едва заметный, и разглядеть его можно лишь, если приглядываться.

Но… нет уж.

Ей пока и без царевича женихов хватает.

Договор был писан не на бумаге.

Радожский принес его еще третьего дня. Как принес… два холопа немалой телесной крепости втащили в дом тяжеленный сундук из железного дуба, обитый для надежности полосами зачарованного железа. Сундук этот так о пол хряснулся, что пол упомянутый прежалобно затрещал.

Выдержал.

В сундуке — замков на нем имелась аж пять, причем из них два тайных, словом темным запечатанных — обнаружился сундучок поменьше. В нем — резная шкатулочка, а в шкатулке уж шелковый свиток. Свиток князь развернул бережно, извлекши из него другой, из темной бурой кожи, которую прорезали тонкие трещинки.