— Да я что… просто… неладно.

— А то, — уже без злости ответили ему. — Был бы я тут, когда б не клятва…

Её Норвуд тоже видел. Здесь, в тонком мире, многое тайное становилось явным, в том числе и нити, протянувшиеся от людей к тому, что стоял подле невысокого, сложенного особой манерой, костерка. Огонь горел едва-едва, облизывая дно котла, в котором кипело травяное варево.

Человек, над ним склонившийся, мешал это варево костью.

И тьма клубилась в котле.

Исконная.

Тяжелая.

— И все равно не понимаю, — видно, тому, который младше, сидеть и вправду прискучило. Вот он поднялся на ноги, но ложбинка была слишком мала, чтоб по ней гулять, и человек сел. — Зачем это надо? Неужели плохо нам жилось?

— Неплохо. Но будет и того лучше, — отозвался прозванный Вышнем.

Он воспринимался не столько высоким, сколько ярким.

— Куда уж… — пробормотал в сторону парень.

А он молод.

И тут находится не по своей воле. И еще ему страшно, пусть страх свой он давит.

— Послушай, Мал, — Вышень присел подле брата, и силы их зазвенели, отзываясь друг на друга. — Батюшка знает, что делает…

— Сомневаюсь. Мне кажется, он немного… преувеличивает свои обиды.

— Не без того, но в целом он прав. Царь давно желает потеснить бояр. И с каждым годом у него выходит все лучше… а окроет школы эти. И что тогда? Он же всех учить горазд. Простонародье наберет, выучит как-то. И будут ему служить верные, аки собаки. Думаешь, просто так? Думаешь, он от добра собирается? Нет, он их на нас натравит. На отца. На тебя. На меня…

— Когда это еще будет!

— Когда-нибудь да будет. Мы должны думать наперед.

— Так тебе Димитриев сказал? Думаешь, слепой, не вижу, что он зачастил с батюшкой дружить. А после этой дружбы тот сам не свой… раньше-то он иное говорил… вот увидишь, потом окажется, что мы кровью умоемся, а этот станет…

— Тише, — над воинами поднялся еще один полог. — Думай, что говоришь.

— Ты его тоже боишься, — Мал мотнул головой. — И ты… и отец… признайся.

— Не его.

— Её? Изрядная стерва… но тем более! Уходить надо, Вышень… уводить людей и…

— Думаешь, позволят? — в голосе этом прозвучала смертная тоска. И Вышень вздохнул, поднялся, задрал голову, глядя туда, где переливался всеми оттенками силы дворец. — Все уже сложено. И начато. И… ты прав. Уходить надо. Тебе.

— Мне?

— Ты ведь не давал ей свою кровь?

— Не хватало…

— Стало быть, есть шанс. Уходи. Сейчас. Отправлю тебя в город. К батюшке, чтобы этот вот…

…человек также мешал костью темное варево, которое и здесь, на отдалении, не нравилось Норвуду. Настолько не нравилось, что он с трудом сдерживался, чтобы не перехватить человеку горло.

Не сейчас.

— …отправляйся домой. Бери матушку и сестер. Уезжайте.

— Куда?

— Куда подальше… лучше к её родичам. Украшения. Золото. Что дома найдешь… пока есть дом. Будет за что потом, если… когда отберут. И… ты прав. А я был глупым и самоуверенным.

— Я…

— Иди, — теперь голос Вышеня прозвучал тихо, но веско. — Иначе… что с ними станется потом? Когда будут искать виноватых?

— Но… а ты…

— Я? Не знаю.