Любава завороженно кивнула.

И вздохнула.

А потом уточнила этак, деловито:

— А через пень ты когда прыгать собираешься? Мне ж уже четырнадцать. Времени немашечки ждать долго, а то скоро перестарком стану…

…не было печали.

— Вот как царевич невесту выберет, так сразу и прыгну, — пообещал Мишанька. — Ну еще как пень подходящий найду.

Баська стояла, уперши руки в бока, и глядела. Сперва на подруженьку свою верную, что держалась скромно, глазоньки потупила, ножкою траву ковыряет, вона, до самой земли проковыряла уже, потом на хлопца, что на этой траве лежал. То есть, не совсем на той, на обыкновенной, еще не проковыренной.

Аккурат возле воды.

Пруд в саду, выходит, тоже имелся, как и обещано было Баське, с белыми лилеями.

— И чегой это?

Молодец был… хорош.

Круглолиц. Толстощек. И плечами широк. Небось, не всякое коромысло на этакие плечи ляжет. А уж ведер… на этаких плечах не ведра — цельный колодец утащить можно. Всем был хорош молодец, только маленько бледен и с виду не больно-то живой.

— Я не хотела, — всхлипнула Маланька, кулаком нос подтирая. — Это он… сам… виноватый!

Баська молодца обошла.

Надо бы кого кликнуть… и будь кто другой, она б кликнула, но Маланьку жалко. А ну как решат, что зашибла? Схватят, утащат в острог темный, судить будут. А там… молодец-то непонятный, но не холоп точно, вона, сапожки сафьяновые с отворотами, бисером расшиты. Портки в полоску из сукна заморского, батюшка, помнится, такое тоже возил. Зело жаловали, ибо было красивым. Только батюшка зеленую полоску вез, а туточки красная с прозолотой. Красивая да… в общем, не холоп.

За холопа-то, чай, откупились бы.

А это…

— Крепко зашибла, — вздохнула Баська и огляделась. В саду царском было тихо и благостно. Птички звенели где-то там, в ветвях. Гудели пчелы, мед собирая… пасеку бы поставить, небось, свой медок завсегда покупного слаще, но что-то подсказывало — не дозволят.

— Крепко, — вздохнула Маланька и, всхлипнувши, заговорила. — Я от… погулять пошла. Присела на лавочку. Хорошая. Только хлипкая какая, едва примостилась… сижу и думу думаю.

— Какую?

— Об жизни… об дворце этом. Тошно мне тут, — призналась Маланька. — А папенька отписался, чтоб нашла кого… можно и бедного, чай, приданого хватит… очень ему хочется, чтоб детки мои, стало быть, в боярство вышли. Вот… а мне-то… где искать? Чего? И если не найду, то сам сказал, что просватает. Ежели с благословением-то скоренько найдется за кого… я вот не хочу замуж.

— Совсем?

— Наверное… не знаю. Думала. А тут он вот. Как выскочит из кустов!

— Напужал и ты шибанула?

— Напужал, — Маланька окончательно передумала плакать. — Но не шибанула… бегчи думала, а он говорить стал. Ласково так. Что, мол, заблудился… что он туточки царевичем.

— Врет, — решила Баська.

Царевича они вчерась видели. Пущай издали, но тот весь золотом сиял, а этот… вот кафтан тоже взять ежели, из сукна крепкого, но не сказать, чтоб сильно дорогого.

И ни перстней не видать.

Ни цепок.

Ни каменьев драгоценных. Какой из него царевич?

— Я от тоже решила, что врет. Так и сказала. А он засмеялся… и говорить сели.

— Об чем?

Вот ведь, ни на минуточку оставить неможно, враз какой проходимец вылезет да голову дурить начнет.