— И вы решили подержать его в сторонке?

— Так… решил… с Марфой я честь по чести договорился… а… мне тут сказали…

— Нет больше Марфы.

— Правда, стало быть? — осторожно поинтересовался купец, осеняя себя кругом. — Надо будет прислать кого… я как заслышал, то не поверил…

— Батько! — этот вопль с другой стороны двора заставил коня взвиться на дыбы. И хлестанул по ушам тонкий протяжный крик. Вскинулся и взвыл Бес.

А на руке князя возник привычный клубок огня.

— Прекратите, — сказала Стася. — Вам не говорили, что огонь — это не игрушка?!

— Извините. Привычка.

— Отвыкайте уже, а то диво даже, как никого не сожгли ненароком с этакими вот привычками.

— Батько! — парень приостановился. — Маменька сказала, что вы того…

— И этого, — проворчал Ежи в сторону. А после прищурился и сказал: — Он.

— Что «он»? — князь все-таки пламя погасил и руку за спину убрал, для надежности.

— Он его держит. Неужели не видишь?

— Что именно я должен видеть?

— Темноту, — Ежи закрыл глаза и нахмурился. — Это не просто привязка… на крови она… и коня он уже опробовал…

Кажется, произнес он это слишком громко, если парень попятился.

А Стасе подумалось, что вовсе тот немолод. На отца похож, разве что в плечах шире, да и выше на голову. Сколько ему? Лет сорок с виду…

— Стоять! — рявкнул князь, и от голоса его замерли все, включая коня, который до того пританцовывал в стойле.

— Чего тут… — заговорил было купец, а сын его вдруг всхлипнул громко-громко и крикнул:

— Это ты виноват… ты во всем виноват… — он вдруг кинул наземь что-то, а что именно, Стася и не разглядела. Главное, что это рассыпалось прахом, а парень руки отер и сказал. — Ату их!

И громко истошно закричал конь, взмывая свечей, а потом вдруг разом перетек по-над дверью стойла, оказавшись в узком проходе конюшни. Взметнулась грива, преображаясь, и рябью пошли серебряные бока.

— Мать моя…

Князь добавил пару слов покрепче.

И за огонь схватился, да только конь зашипел по-змеиному. Глаза его вновь стали черны, а зубы… в общем, у коней не должно быть таких ровных белых острых зубов.

Заволновались другие лошади.

Затрещало пламя, готовое сорваться с княжеской ладони…

…а потом Ежи вдруг вцепился в конскую гриву и одним движением оказался на спине, стиснул чешуйчатые бока, прижался к шее и громко крикнул:

— А ну вперед, волчья сыть…

И конь, заверещав, присел на задние ноги, чтобы взмыть серебряной стрелой. Только земля загудела, принимая удар копыт.

— Что ты творишь… — Радожский едва не выпустил огненный шар.

А Стася…

Стася дала себе слово, что если этот идиот выживет, то она его сама прикончит, чтоб не мучился.

…наверное, Ежи сошел с ума.

Определенно, сошел.

В тот ли день, когда уснул в зачарованном лесу, или позже, на болотах, а то и вовсе здесь, на конюшне, решивши, что у него выйдет то, что не получалось ни у кого прежде.

Конь хрипел.

И плясал.