— Я не читала. Возьмите. Оно ваше.

Глеб передал письмо Вере. Она достала листок и начала читать вслух:

«…Скоро Рождество. Уже два месяца длится не жизнь — эта маленькая смерть разлуки. Каждый день хожу на станцию — мсье Буссен сказал, что передаст вести о тебе. Пока ничего нет. Валлены — тихие, добрые люди. Они заботятся обо мне. Здесь есть огород и сад, только все уже убрано, пусто и холодно. Когда меня привезли сюда, было солнце. В мою комнату влетела бабочка — совсем такая, как сидела перед нами там, на озере… Она трепетала крылышками, двигаясь вдоль стены над изголовьем моей кровати, словно искала что-то. Потом успокоилась, прильнув к деревянному распятью. Уснула. Каждый вечер я молилась, глядя на Христа и спящую бабочку — нашу любовь, и думала, что весной она оживет. Сегодня я увидела нечто страшное — серебряную иглу, пронзившую тельце! Бабочка не спала, она была мертва. Когда, кто, зачем убил эту хрупкую малость, этот огромный бесценный живой мир? Будь проклята жестокость.

Береги себя, единственный мой. Моя жизнь, моя радость… Я отсылаю это письмо на адрес моей квартиры. Наверное, оно никогда не попадет в твои руки. Но оно существует. Зачем? Кому я посылаю свое завещание?…»

— Это то, зачем вы пришли. — Гадалка поднялась. — Анна писала вам. Вспомните об игле, если придется туго. Так легко умертвить любовь…

Глава 25

На Жуже оживление. Воскресный солнечный день.

Возле прилавка толстухи толпятся кришнаиты, предлагая ей тяжелый том «Бхагавадгиты». Бритый парень в оранжевом балахоне терпеливо объясняет:

— Это должен делать каждый, кто думает о вечности. Надо просыпаться на рассвете и становиться под холодную воду. Вот так — чтобы струя падала прямо на темя. Потом сесть в позу лотоса одному в комнате и читать мантру. Несколько тысяч раз.

— Ого! И что будет? — Толстуха закрыла и отодвинула подальше пухлый том.

— Если так делать всю жизнь и поступать праведно, как завещал Кришна, вы можете достичь нирваны. Праведник умирает навсегда. И никогда больше не возвращается.

— Ну, у нас тогда тут все праведники. Никто еще, прости Господи, не вернулся. — Толстуха перекрестилась.

— Все совсем не так устроено, женщина. Ты должна читать священную книгу, и дети твои должны читать. И тогда придет понимание истины, — настаивал бритый.

— Уж больно толстая, и мороки много. — Продавщица вернула кришнаиту книгу. — Побриться наголо и мочиться холодной водой, чтобы умереть навсегда… Что-то не вдохновляет. Вот кабы наоборот… А что, я думаю, бессмертие стоит бритой головы и этих самых… мантр, — обратилась она к подошедшему покупателю и радостно заулыбалась: — Да это вы! Добрый день, мсье, как поживаете?

— Кажется… кажется — прекрасно! — Глеб положил на прилавок открытку «С праздником Великого Октября!». — Это старая почтовая поздравительная карточка, случайно в бумагах нашел. Маленький презент. Вы ведь нам очень помогли.

К ним шла Вера, картинно играя легкой восточной шалью:

— Вот какую прелесть приобрела у турка! Ведь впереди — целое лето! Добрый день, мадам Переньи.

— Вот те на! Так вы вместе! Выходит, тот портрет мсье купил для вас. А вы не знали? — Глаза толстухи перебегали с одного счастливого лица на другое.

— Мы немного растеряли друг друга, а потом нашли. — Вера набросила шаль, завязав узлом на плече.

— Хорошая вещь, — одобрила толстуха. — А ведь у меня для вас кое-что есть.