— Итак… Сегодня 13 мая 2005 года. Рю де Коперник. Ароматный брюссельский вечер, многообещающий и нежный, как всегда после дождя. Под моим окном огромный старый каштан, весь в цвету, — неужели для меня такое великолепие? А еще для воркующих на карнизе горлиц и супружеской пары на соседнем балконе. Они пьют свой вечерний чай, любуются каштаном и друг другом. Мадам делает укладку у парикмахера, а мсье любит тенниски молодежной расцветки. Странно как-то… Разве можно быть счастливым в таком возрасте, совсем на краю…

Монолог прервал соловей. Вера выключила диктофон.

К телефонному звонку, как его ни подстраивай под соловьиные трели, привыкнуть трудно. Вот он сладостно запел, а в глубине души гадко екнуло. Дабы подсластить вынужденное общение, Вера сунула в рот целую горсточку чипсов.

— Детка, где ты там? Я что, не вовремя? — раздался вкрадчивый баритон, так хорошо звучавший с телеэкрана.

— Привет, — беспечно отозвалась Вера. Пусть не бухтит, что она уехала зря, сделала очередную глупость в духе своего непредсказуемого характера. Ему-то глупости вовсе не свойственны. Они вместе уже три года, и Вера ни разу не заметила проявлений легкомыслия или стихийности своего аккуратного до педантизма бойфренда Феликса, тележурналиста. Лежит сейчас в широченной кровати из мореного дуба. На коврике аккуратно стоят тапки, на тумбочке — бокал минералки без газа, пшикалка для укрепления десен и упаковка «Фестала». И все в этой огромной квартире, отделанной по стандарту высшей категории — аккуратно и правильно. Только в одной сфере он допускал стихийность, азарт, даже вопиющую неряшливость — в любимой работе. Можно было не сомневаться, что на одеяле, коврике и тумбочке валяются кипы листов, газет, распечаток. И даже сейчас наверняка Бобров говорил в трубку, просматривая какой-нибудь текст.

— «Привет», и все? Не слишком пылко звучит после недельной разлуки. Чем ты там занята, Верунчик, что это у тебя хрустит?

— Кости. Я сижу в позе лотоса. А что у тебя шуршит? Изучаешь компроматы?

— Как всегда, иначе не уснуть. Без тебя, без компроматов… Ты ужинаешь?

— Смотрю в окно и думаю. Думаю, как расписать стены. Свечки каштанов и горлицы. Непременно должны быть горлицы. Послушай, что они твердят! — Она высунула телефон в окно, давая собеседнику возможность насладиться воркованием птиц. — Крупные такие, важные голуби и все время что-то просят. Заметил по интонации? Что они бубнят?

— Сразу же понятно: «Читайте прессу! Читайте прессу!..» Я угадал? Разумеется — мимо. Ты же обязательно придумаешь нечто свое. А сейчас вот попаду в точку: ты грызешь чипсы с сыром! Что означает очередной приступ лирической меланхолии, а в результате — гастрита. Слушай, бросай все и возвращайся в Москву. Не слишком, по-моему, удачна твоя идея с заработком в Европе.

— Ты же знаешь, я освободила квартиру брату. С сентября придется снимать что-нибудь скромное. А это уже — жуткие бабки. И вообще, надо ведь на что-то жить.

— Живи на мои. Я же много раз предлагал. Переселяйся хоть завтра, жилплощадь холостяка Боброва допускает даже некоторую автономию. Спальня общая, но зато у каждого свой кабинет!

— Мне нужна мастерская — с красками, досками, холстами и… заказами.

— Плюнь на заказы.