— Алло, 714-й, 714-й! Говорит Ванкувер. — Он бросил через плечо. — Я что-то слышу. Может быть, это они. Но я не уверен. Если все же это 714-й, то, значит, они сошли с нашей частоты.
— Ты все-таки попытайся, — сказал Трелливен. — Скажи им, чтобы сменили частоту.
— 714-й! — вызвал снова радист. — Говорит Ванкувер. Смените частоту на 128,3. Вы слышите меня? Частота 128,3.
Трелливен обратился к руководителю полетов:
— Хорошо бы попросить снова ВВС произвести радиолокационную проводку. Может быть, они уже вошли в зону.
— 714-й! Смените частоту на 128,3. Ответьте! — продолжал повторять радист.
Бёрдек хлопнул по столу. На деревянной поверхности остался влажный след от его ладони.
— Этого не может быть. Не может, — тупо запротестовал он на всю комнату. — Если мы их потеряли, то им всем до одного придет конец.
ГЛАВА IX
Спенсер отчаянно пытался вернуть самолет в свое подчинение. Зубы его были стиснуты, по лицу струился пот. Приступы жгучего гнева и презрения к себе странно сменялись ощущением полной нереальности происходящего. Он еле сдерживался, чтобы не издать дикий крик. Крик беспомощного и напуганного ребенка. Выбраться бы из кресла подальше от этих приборов, от их насмешливо подрагивающих стрелок и упрямых до издевательства датчиков. Бросить все. И вернуться обратно в теплый, мягко освещенный салон, крича: «Я не смог! Я говорил же, что не смогу, а вы меня не слушали. Так много требовать от человека нельзя!..»
Из салона донесся жесткий голос Байарда:
— Замолчите и сядьте!
— Вы не имеете права мне приказывать!
— Я сказал: назад! На место!
— Постойте, доктор, — послышался простуженный голос мужчины из Ланкашира, прозванного Пейдодна. — Дайте я ним поговорю. Ну, ты…
Спенсер на мгновение прикрыл веки, чтобы остановить пляшущее мерцание шкал приборов перед глазами. Он с горечью отметил про себя, что совершенно выдохся. Человек может всю свою жизнь провести в беспрестанном движении, всегда быть «на колесах», сохраняя полную уверенность, что такой образ жизни ему под силу благодаря его крепкой природе. Но наступает время настоящего испытания, требующего всех сил его организма. И он не выдерживает. Нет мучительней состояния, чем то, когда ты сознаешь, что дошел до предела, что все, дальше уже не можешь, что вот-вот покатишься назад, как старая машина на пригорке.
— Простите, — произнесла Джанет.
Продолжая сжимать штурвал, Спенсер бросил на нее удивленный взгляд.
— Что? — тупо переспросил он.
Девушка, неловко изогнувшись в кресле, развернулась к нему лицом. От зеленоватого света приборов ее бледное лицо казалось полупрозрачным.
— Извините, что я так себя вела, — сказала она просто. — Это для вас ужасно, я понимаю. Но я… я ничего не могла поделать.
— Не знаю, о чем это вы, — сказал ей Спенсер довольно грубо. Он совершенно не знал, что надо было ответить. Из салона до него доходили звуки рыданий какой-то женщины, и oт этого становилось еще более неловко.
— Надо поскорее загнать нашу лошадку обратно наверх, — сказал он. — Но боюсь сделать это слишком резко, а то мы снова можем сбиться с курса.
Сквозь нарастающий гул моторов послышался голос Байарда:
— Что там у вас происходит? Все в порядке?
— Это я виновата, — сказала Джанет.
Она заметила, как Байарда вдруг качнуло от усталости и он оперся о косяк двери, чтобы не упасть.
— Нет, нет, — запротестовал Спенсер. |