охотник, как будто родился охотником, но на самом деле он родился  раньше,

чем построили поселок.

     - А ты в лесу как дома,- сказал Дик.

     Он сказал громко.  Он шел впереди и чуть сбоку. Куртка  мехом  наружу

сидела на нем как собственная кожа.  Он сам сшил себе куртку. Мало кто  из

женщин в поселке смог бы так сшить.

     Лес  был  редкий,  корявый,  деревья  вырастали  здесь   чуть    выше

человеческого роста и начинали клонить вершины в стороны,  словно  боялись

высунуться из массы соседей.  И правильно. Зимние  ветры  быстро  отломают

верхушку.  С иголок капало. Дождь был холодным, у Марьяны замерзла рука, в

которой она несла мешок с грибами.  Она переложила мешок  в  другую  руку.

Грибы зашевелились в мешке, заскрипели.  Болела ладонь. Она  занозила  ее,

когда откапывала грибы.  Дик вытащил  занозу,  чтобы  не  было  заражения.

Неизвестно, что  за  иголка.  Марьяна  глотнула  горького  противоядия  из

бутылочки, что всегда висела на шее.

     У белых толстых скользких корней сосны  Марьяна  заметила  фиолетовое

пятнышко.

     - Погоди, Дик,- сказала она,- там цветок, которого я еще не видала.

     - Может, обойдешься без цветков? -  спросил  Дик.-  Домой  пора.  Мне

что-то здесь не нравится.- У Дика был особенный нюх на неприятности.

     - Одну секунду,- сказала Марьяна и подбежала к стволу.

     Ноздреватая  мягкая  голубоватая  кора  сосны   чуть    пульсировала,

накачивая воду, и корни вздрагивали, выпускали пальцы, чтобы  не  упустить

ни одной капли дождя.  Это был цветок. Обыкновенный цветок, фиалка. Только

куда гуще цветом и крупнее тех, что  росли  у  поселка.  И  шипы  длиннее.

Марьяна резко выдернула фиалку из земли, чтобы цветок не успел  зацепиться

корнем за сосну, и через секунду  фиалка  уже  была  в  мешке  с  грибами,

которые зашебуршились и заскрипели так, что  Марьяна  даже  засмеялась.  И

потому не сразу услышала крик Дика:

     - Ложись!

     Она сообразила, прыгнула вперед, упала, вжалась в теплые пульсирующие

корни сосны.  Но чуть опоздала. Лицо горело, как будто по  нему  хлестнули

кипятком.

     - Глаза! - кричал Дик.- Глаза целы?

     Он рванул Марьяну за плечи, оторвал от  корней  ее  судорожно  сжатые

болью пальцы, посадил.

     - Не открывай глаз,- приказал он и  быстро  принялся  вытаскивать  из

лица маленькие тонкие иголки.  И приговаривал сердито: - Дура, тебя в  лес

пускать нельзя. Слушать надо. Больно, да?

     Неожиданно он навалился на Марьяну и повалил на корни.

     - Больно же!

     - Еще один пролетел,- сказал он, поднимаясь.- Потом посмотришь. Он об

мою спину рассыпался.

     Два шарика перекати-поля пролетели метрах в трех.  Тугие,  сплетенные

из иголочек-семян, но легкие как воздух, потому  что  пустые  внутри,  они

будут летать, пока не ударятся ненароком о дерево или не налетят от порыва

ветра на скалу.