Ну да, он всегда очень четкий и рассудительный!

— Ох, и умен! — безнадежно пробормотал Виктор. — И, натурально, прав. Я сам во всем виноват, впутал тебя и Татку…

— Положим, меня ты не впутывал, — уточнил Гера. — Это Нателла постаралась при моем полном согласии. Но мне кажется, еще ничего не потеряно и можно на ходу кое-что поправить. Ты слишком быстро скис, Витя, а надо искать выход.

Легко ему рассуждать! Крашенинников взглянул на друга с ненавистью.

— Что ты понимаешь? — начал он, снова закипая, но обстановку разрядила Татка, которая и спасла Виктора на краю последнего отчаяния.

Она появилась улыбающаяся, в чем-то несусветно ярком, и с ходу попросила:

— Не ссорьтесь, мальчики! Вам не идет! А что случилось?

Выяснив суть дела, она презрительно фыркнула.

— Делов-то куча! — весьма "интеллигентно" сказала она, вздернув плечи. — Теперь я ключи уворую для тебя, Витюша, но только в августе. И пускай Герочка женится, ты ему не препятствуй. Дело хорошее!

— Ничего хорошего, кроме плохого. Сомнительная фамилия "Сумнительная"… Неужто Нинке нравится? — машинально прокомментировал растерявшийся Виктор: даже от Татки он не ждал подобного жеста.

— А как же твои моральные принципы? — не к месту поинтересовался у нее Георгий.

— К чертям собачьим! — энергично высказалась Татка. — Раз они мешают вашему счастью!

Она всегда была своя в доску.

Все лето Виктор провел как в тумане, словно в нехорошем тревожном сне. Он страшно мучился без Таньки, а встречаться приходилось лишь в парке на скамейке. Совершенно одурев к вечеру от жары и одиночества, Виктор звонил Тане и требовал, чтобы она немедленно вышла на улицу. Испуганная его тоном Танька тотчас прилетала к метро.

— Таня! — бросался к ней навстречу Виктор. — Ради всего святого скажи: какая разница между глаголом и сказуемым?

— Балда! — смеялась Танька. — Ты настоящий урод, Витя!

В следующий раз он изобретал совсем другую проблему.

— Танечка, родная, как говорить правильно: укра" инский или украи" нский?

Или стонал:

— Таня, умоляю, "не думай о секундах свысока"!

— Просто глупо! — наконец обиделась Таня. — У тебя что, нет других тем для разговоров?

— Это и паровозу понятно, — ласково объяснил Виктор. — И никогда не было. А где мне их взять? Бедного мальчика воспитывала программная литература и советская песенная классика. Поэтому я и вырос таким дебилом. Так что я тебя поздравляю: ты здорово прокололась с выбором!

Он наклонился к Тане, осторожно поцеловал ее в лоб и нежно сообщил, глядя в глаза:

— "Ты — моя мелодия!"

— А хотелось бы быть музой! — нагло заявила Танька. — Какой-то там мелодии — еще, кстати, неизвестно какой — для меня маловато!

— А ты капризна, родная! — заметил Виктор и тут же попросил с чувством: — Ну, тогда "стань моей сиреною"!

Таня наморщила нос и поощрительно улыбнулась: сирена ее устраивала значительно больше.

— Уже занятнее, — сказала она. — Продолжай!

Крашенинников молчал.

— Неужели иссяк запас песенной классики? — изумилась Таня. — Или ты выдохся? Не подсказать ли тебе что-нибудь?

— Я тебя умоляю, — пробормотал Виктор и вдруг нервно стиснул Таньку ладонями так, что она жалобно ойкнула от боли и неожиданности.