Майор и вышедшие из второго пикапа офицеры чистились и всячески возвращали себе парадно-строевой вид, нелепый в этой пыли и жаре. Оператор, добившись от водителя заверений в безопасности, влетел в мутноватую воду прямо в одежде.

Изабелла удостоверилась, что видеокамеры запечатлели ее замученный от поездки вид, придающий особую достоверность репортажу, разулась, вошла в воду по щиколотки и начала умывать лицо, шею и руки. Англичане отвернулись, крайне смущенные. Для их времени обнаженные женские ступни в общественном месте – столь же непристойно-откровенное зрелище, как, к примеру, голые груди для начала XX века. Тем более что щиколотки были симпатичны, и сама мисс тоже.

Уловив на себе заинтересованные взгляды, а потом, увидев поспешное отворачивание, пришелица из будущего невольно посочувствовала офицерам, в Египте одни арабские женщины, тщательно оберегаемые от мужских глаз. Ее появление превратилось в целое событие.

Увидев конный британский патруль, репортерша непременно захотела проехаться на лошади. Майор потребовал, чтобы драгун, владевший самой спокойной кобылой, на время уступил ее даме. Всадник, растерявшись на минуту, что в радиусе тысячи километров нет дамского седла, посмотрел на мужское одеяние гостьи, подставил руку, и Изабелла оказалась верхом. Не предполагая, что столь уверенная в себе особа ни разу не пользовалась копытным транспортом, он шлепнул лошадь по крупу, та неожиданно взвилась на дыбы, репортерша завизжала, вцепившись в гриву, и животное, привыкшее к выстрелам, но не женским воплям, сорвалось в галоп. Пока англичане ахали, один из китайцев вышвырнул водителя из пикапа, второй прыгнул в кузов, и они унеслись за наездницей. Когда машина поравнялась с кобылой, та шарахнулась вправо. Бодигард каким-то невероятным акробатическим движением ухватил падающую журналистку за ремень и, вцепившись второй рукой за релинг, втащил ее к себе.

– Ты это видел? Ты заснял? – женщина, лишь чудом избежавшая нелепой смерти, распекала своего оператора, который прошляпил бесценный эпизод.

– В патруле есть еще лошади. Можем повторить, мисс, – невозмутимо предложил английский лейтенант.

Но Изабелла, зло зашипев, плеснула себе на лоб антисептика. Затем смазала здоровую ссадину, перечеркнувшую эффектный кровоподтек на месте, где она приложилась о кузов. Сопровождавшие понадеялись, что с верховой ездой покончено.

Увы, буквально через двадцать километров она увидела целый караван верблюдов, груженых бочками с водой. Выскочив на солнцепек, она заставила сгрузить воду с одного из кораблей пустыни, затем забралась на седло, притороченное между горбами и покрытое немилосердно грязным покрывалом. Спереди и сзади седла вверх торчали острые деревянные рукоятки длинной с ладонь, теоретически облегчавшие пользование копытным транспортом. Повинуясь команде погонщика, верблюд встал и, следуя за веревкой, сделал круг вокруг пикапов.

Затем звезда масс-медиа потребовала дать ей в руки веревочные бразды правления. Дословно – a camel driving wheel, руль от верблюда. Не сговариваясь, англичане и китайцы изобразили приступ непонимания. Никто не хотел перевести арабу, что уважаемая ханум хочет штурвал, слишком памятен кавалерийский заезд. Наконец, верблюд вернулся в исходную точку. Изабелла вертелась в седле, стараясь не ойкать по поводу отбитых на лошади нежных мест, позировала, поправляла прическу. В момент, когда ее руки пытались придать волосам фотогеничность и отпустили ручку впереди седла, бедуин скомандовал сесть. Передние ноги пустынного мустанга подломились первыми, потом задние. Несчастная дама жестко налетела развилкой на деревянный штырь, заорала, взволновав ко всему равнодушное копытное. Верблюд снова вскочил, хозяин практически повис на его морде, а пострадавшую в четыре руки стащили с горбатого.