|
– Я начинаю рассказывать. В повествовании много места занимает подготовка к бою. Вар устает и решает уточнить: – Так кто на вас напал? Мятежники? – Думаю, разбойники. Получилось так, что мы поехали с центурионом Волтумием на прогулку и… – я делаю паузу, – застали варваров за нарушением закона, пропретор. Квинтилий Вар наконец заинтригован: – Что? Как? – Они снимали с креста осужденного преступника, что запрещено законом. Квинтилий Вар чинно кивает. Он важный и ответственный наместник дикой пока провинции. Поэтому он ждет, что все его подчиненные будут принимать важные и ответственные решения. Он спрашивает: – И что вы сделали? – Как сенатор и легат я, конечно, потребовал от них покорности… – Правильно! – Но, к сожалению, они не подчинились. Нам пришлось вступить в бой. Их было шестеро… – Шестеро! – Квинтилий Вар от удивления забывает, что должен быть чинным и важным. Открывает рот, закрывает – как карп в садке. Потом говорит: – Вы должны были сразу отступить и послать отряд в погоню… Не знаю… Послать много отрядов, в конце-то концов! Но не лезть в драку. Вы же образованный человек, Деметрий Целест! Я поднимаю брови. Нечасто встретишь употребление слов «образованный человек» в качестве замены слова «идиот». Вар продолжает возмущаться: – И шестеро – это уже попытка мятежа, Деметрий Целест! Вы понимаете? «В живых не останется ни одного римлянина», – вспоминаю я, но говорю: – Это были всего лишь разбойники, пропретор. Вар смотрит на меня испытующе. Потом хмурится: – Говорите, с вами был еще один раб? И где он? – Увы, погиб. Он был храбрым и сражался вместе с нами против варваров, но… Я вижу: отрубленная голова раба открывает глаза. Варвар видит это и кричит. – Он нам сильно помог, пропретор, – говорю я совершенно честно. – Если бы не он, все могло закончиться гораздо хуже. Второй раб должен был следить за лошадьми. Увы, лошади испугались грозы и разбежались, – заканчиваю я. – Как же вы с центурионом добрались до города? – Вар крутит в пальцах стеклянное перо – вроде того, что я видел у Августа. Пропретор старается во всем подражать обожаемому дяде жены. Зайчик отражается от пера, попадает мне в глаза, я щурюсь. Что-то вроде: привет от Божественного Августа, юный легат. Ну, по сравнению с принцепсом даже Тит Волтумий покажется мальчиком. Впрочем, пора объясниться. Терпение пропретора не бесконечно. – Нам повезло, – говорю я. – Из-за грозы его лошадь понесла, он мотался всю ночь. Утром, когда гроза закончилась, лошадь устала и пришла к воротам города – по привычке, видимо. А раб висел на ее шее, вцепился ей в гриву так, что еле расцепили. Там раба нашел патруль всадников. К этому времени бедолага уже был близок к помешательству. Бредил, рассказывал какую-то чушь про снятого с креста германца, оживающих покойников… и прочее. Декурион сначала решил, что бедняга совсем свихнулся. Но потом он все же решил выслать патруль в нашу сторону. Дальше все просто. Всадники поехали проверить его слова и встретили нас с Титом Волтумием – бредущих по дороге. Это было как раз вовремя, потому что мы промокли насквозь, выбились из сил и думали, что пора бы замерзнуть насмерть. Всадники нас и довезли до города. – Зачем вас вообще понесло ночью за город, легат? – Вар поворачивается ко мне. – Это вы мне можете объяснить? – Знаете, пропретор, – я говорю совершенно серьезно, – я хотел проверить одну старую поговорку – труп врага хорошо пахнет. – И что? – удивляется пропретор. «Я не убивал. |
