|
Я и раньше никогда не отваживалась ни отвести от Стара взгляд, ни смотреть на него в упор (разве что хотела важное сказать) - и я знаю, он на многих так действовал. - Этот перстень - ваш, Сесилия. - Прошу прощенья. Я просто так засмотрелась... - У меня полдюжины таких. Он протянул мне перстень - вместо камня самородок с выпукло-рельефной буквой "S". Я потому и засмотрелась, что массивность перстня была в странном контрасте с пальцами - изящными и тонкими, как все худое тело и как тонкое его лицо с изогнутыми бровями и темными кудрявыми волосами. Порой Стар казался бестелесным, но он был настоящий боец; человек, знавший его в Бронксе лет двадцать назад, рассказывал, как этот хрупкий паренек идет, бывало, во главе своей мальчишьей ватаги, кидая изредка приказ через плечо. Стар вложил подарок мне в ладонь, свел мои пальцы в кулак и встал с кресла. - Пойдем ко мне, - обратился он к Уайту. - До свиданья, Сесилия. Напоследок я услышала, как Уайли спросил: - Прочел записку Шварца? - Нет еще. Я, должно быть, тугодумка: только тут я сообразила, что Стар - тот самый мистер Смит. Потом Уайли сказал мне, что было в записке. Нацарапанная при свете фар, она читалась с трудом. "Дорогой Монро, лучше Вас в Голливуде нет никого, я всегда восхищался Вашим умом, и если уж Вы отворачиваетесь, значит, нечего и рыпаться. Видно, я совсем стал никуда, и я не лечу дальше. Еще раз прошу, берегитесь! Я знаю, что говорю. Ваш друг Мэнни". Стар прочел ее дважды, взялся пальцами за свой шершавый с утра подбородок. - У Шварца нервы сдали безнадежно, - сказал он. - Тут ничего нельзя сделать - абсолютно ничего. Жаль, что я вчера резко с ним обошелся, но не люблю, когда проситель уверяет, что это ради моего же блага. - Возможно, так оно и есть, - возразил Уайли. - Прием это негодный. - А я бы на него попался, - сказал Уайли. - Я тщеславен, как женщина. Притворись лишь кто-нибудь, что мое благо ему дорого, - и я тут же уши развешу. Люблю, когда дают советы. Стар покачал головой, морщась. Уайли продолжал его поддразнивать - он был из тех немногих, кому это позволялось. - Но и Стар клюет на определенный сорт лести, - сказал Уайли. - На "Наполеончика". - Меня от лести мутит, - сказал Стар. - Но еще сильнее мутит, когда пекутся "о моем же благе". - Но если не любишь советов, зачем тогда платишь мне? - Тут вопрос купли-продажи, - сказал Стар. - Я делец. Покупаю продукцию твоего мозга. - Ты не делец, - сказал Уайли. - Я их знавал, когда работал в рекламном отделе, и я согласен с Чарльзом Фрэнсисом Адамсом. - В чем именно? - Он знал их досконально - Гулда, Вандербилта, Карнеги, Астора - и говорил, что ни с единым дельцом его не тянет встретиться в грядущей жизни. А со времен Адамса они не стали лучше, и потому я утверждаю - ты не делец. - Брюзга был Адаме, надо думать, - сказал Стар. - Не прочь бы и сам стать воротилой, но не было у него деловой сметки или же силы характера. - Зато был интеллект, - резковато сказал Уайли. |
