Я усталым шагом тащусь к столику пришедшего, по пути доливая кофе одному двум клиентам, – по возможности оттягиваю встречу.

 Снова подступает тошнота, и я пошатываюсь.

 – Может, присядете?

 Моему удивлению нет предела.

 До сих пор, помимо имени, я слышала от Джона только детали заказа, точно Господь Бог выдал ему определенное количество слов на день и на момент посещения ресторана он уже потратил свою квоту.

 Это крупный мужчина с толстой шеей, широкоплечий и очень очень высокий. Тело выпирает из под его поношенной белой рубашки и потрепанного комбинезона, столовые приборы в сравнении с большими руками кажутся крохотными, но его манеры за столом разительно контрастируют с грубоватой внешностью.

 Для такого крупного мужчины у него на удивление мягкий голос и выговор четкий и чистый, как будто нездешний.

 – Я в порядке, – отвечаю я, сразу отцепившись от стола. – Но спасибо.

 Он снова краснеет и боком отодвигается от меня. Он появляется в ресторане по выходным, но я никогда не видела его в компании других бывших солдат, работающих на строительстве шоссе. Они неизменно приветствуют его кивком или приподнимают шляпу, но проходят мимо, точно он воздвиг вокруг себя барьер. Он – один из них, но в то же время не с ними.

 В городе от фронтовиков, приезжающих на выходные, стараются держаться подальше, сетуя на их повальное пьянство и дебоширство. В дружных общинах островков Мэткемб и Уиндли Ки, где населения меньше, а дни – и ночи – спокойнее, их вообще не жалуют. Жизнь сейчас тяжелая, а когда все идет из рук вон плохо, у людей из за страха и неопределенности возникает скверная привычка смыкать ряды и подозрительно относиться к чужакам, даже себе во вред. Учитывая, что городу нужны железная дорога и шоссе, чтобы привлечь туристов, местные могли бы быть капельку приветливее с людьми, которые для них работают… Впрочем, я уже перестала ломать себе голову над тем, почему некоторые поступают так или иначе.

 Люди – загадочные существа, и стоит подумать, что ты их разгадала, как они подбрасывают тебе сюрприз.

 – Сколько еще? – спрашивает Джон, выпрямляясь на стуле и упираясь взглядом в мой живот, выпирающий из под линялого фартука. У него темно карие глаза, чуть темнее каштановых волос, обрамленные длинными ресницами, которым позавидовали бы многие женщины.

 Вопрос задан настолько прямолинейно, что я краснею.

 Нравится тебе это или нет, но беременность выставляет всем напоказ самые интимные стороны жизни.

 – Несколько недель, – отвечаю я.

 Малыш снова пинается.

 Джон слегка прищуривается, словно что то мысленно прикидывает.

 – Вам не следует так много быть на ногах.

 Переживать из за того, что «не следует», мне недосуг. Руби ко мне хорошо относится, но это ее бизнес, и бывали времена, когда Том слишком сильно прикладывался к бутылке и не мог выйти в море или пропивал всю получку, и тогда эта работа спасала нас от голода.

 – Вы готовы сделать заказ? – спрашиваю я, пропуская его замечание мимо ушей.

 – Яичницу с беконом, – отвечает он после паузы. – И черный кофе, пожалуйста.

 Он всегда заказывает одно и то же.

 – Будет готово через несколько минут, – говорю я.

 Я наклоняюсь, чтобы смахнуть со стола крошку, оставленную предыдущим посетителем, – рукав задирается, обнаруживая на коже темно багровые кровоподтеки.

 А точнее – пять синюшных отметин от пальцев.

 Щеки обдает жаром, я опускаю рукав.