На вид она примерно моего возраста – пожалуй, ей немногим за двадцать или чуть больше. Для такой молодой женщины у нее слишком печальные глаза и сгорбленные плечи.

 И тем не менее она довольно миловидная.

 Она напоминает мне акварель, которая когда то висела в доме моих родителей в Гаване – приглушенные выцветшие краски придавали ей особое очарование, создавали призрачное ощущение красоты. Но в ее движениях чувствуется нервозность, конечности болезненно подрагивают, и это никак не согласуется с безмятежным выражением лица.

 Я запоздало соображаю повернуть кольцо внутрь с глаз долой, испытывая укол совести из за показушности камня и одежды, которую купил он. Повернись судьба иначе, возможно, на месте этой женщины была бы я – в поношенной, треснувшей по швам одежде, с усталым, отчаявшимся взглядом?

 – Мы только поженились, – поясняю я свою оплошность с молоком, хотя это мало что объясняет. Даже у новобрачных бывает предыстория, общие склонности и взаимопонимание.

 Официантка открывает рот, точно намереваясь что то сказать, и тотчас закрывает его, переключая внимание на Энтони, который широким шагом переступает порог, – статное воплощение уверенности в себе и физической силы.

 Он красивый мужчина, мой новоиспеченный муж, притягательный, как бриллиант у меня на пальце, – женщины таких обожают, а мужчины собираются вокруг них в прокуренных клубах, где между бокалами рома совершаются сомнительные сделки и даются рискованные советы по акциям, сколь ни редко это случается в наши дни. Появление Энтони в ресторане сопровождается многочисленными любопытными взглядами – его элегантный костюм здесь так же неуместен, как и мое платье.

 Он красивый мужчина и – что самое важное, по крайней мере для моих родителей, – богатый и со связями, хотя слухи об источниках накопленного им состояния сильно разнятся – от неприличных до откровенно криминальных. За деньги он купил себе жену, чья семья оказалась в тяжелом положении. Я так и не узнала суть их договора с отцом – золото, недвижимость или иная стоимостная оценка единственной дочери, – но мое мнение вряд ли имело значение.

 – Ты заказала ланч? – спрашивает Энтони.

 Язык – это еще один разделяющий нас барьер. Мне удобнее всего общаться по испански, он предпочитает итальянский, и поэтому нам приходится изъясняться на английском – единственном языке, который мы оба знаем.

 Как же мы будем жить при таком количестве разногласий?

 – Еще нет. Я побоялась ошибиться с выбором. Вот твой кофе.

 Я указываю на чашку, ожидая его реакции. Я так мало знаю о нем – о его предпочтениях, характере, темпераменте.

 Официантка удаляется, стараясь не уронить поднос.

 – Я звонил приятелю, – говорит Энтони. – Мы проедем по шоссе и сядем на паром, который доставит нас прямиком в Айламораду. Там уже все готово к нашему приезду.

 Я снова верчу кольцо на пальце – оно непривычно тяжелое, острые закрепки, удерживающие бриллиант, периодически вонзаются в кожу. Какому мужчине придет в голову в наше время покупать жене подобные украшения?

 Энтони морщит темные брови, впиваясь взглядом в мою руку.

 – Великовато?

 – Прости, ты о чем?

 – О кольце.

 Я прекращаю его крутить.

 – Оно тебе великовато, – поясняет он. – Когда будем в Нью Йорке, можем зайти к моему ювелиру и подогнать по размеру.

 Нью Йорк – конечный пункт нашего путешествия по железной дороге восточного побережья Флориды, но до этого мы на неделю остановимся в доме мужнина приятеля в деревушке Айламорада.