– Может, впоследствии это было своего рода прикрытие. Помните, что рассказывал Савельев, – на территории колонии «Дигнидад» с помощью немецких научных консультантов и спецслужб Рейха могли производить оружие.
– Все может быть, – неуверенно согласился Яков. – Но превратить целую Антарктиду в испытательный полигон… Какие же глобальные планы они лелеяли.
– Ну, Гитлер всегда был гигантоманом. Так, нам туда, чуть левее, ребята.
– Да, такое возможно, – подал голос Мигель. – Я имею в виду базы, построенные до колоний. Их тут было несколько.
– А тебе‑то откуда знать? – хмыкнул под противогазом расслышавший его комментарий Батон.
– Вообще‑то это мой дом, – со сталью в голосе ответил чилиец. – И я знаю историю своей страны. Еще в этих краях существовала вилла Гримальди. Она служила штаб‑квартирой военной разведки, ее прозвали «бараками Терранова».
– Несмотря на весь внешний лоск, вилла Гримальди стала одним из центров жестокости и насилия со стороны военной диктатуры, – поддержал Яков. – В ней находились специальные камеры пыток. Заключенным не позволяли стирать одежду или переодеваться, а мыться им разрешали только в строго определенное время, без каких‑либо исключений. Плохая и скудная еда только усугубляла и без того ухудшающееся состояние пленных.
– Жесть, – пробормотала Лера.
Слышавшая разговор девушка по‑новому взглянула на Мигеля. Она ведь совсем забыла! Священник сейчас находился у себя на родине. Интересно, какие чувства бушевали у него на душе? О чем тосковало сердце, видя кругом разрушение и пепел? Она притормозила, попытавшись заглянуть ему в глаза, но это было невозможно из‑за противогазов.
А бредущий со всеми Мигель с тоской осознавал, что больше ни о чем не тоскует. Как он и говорил Лере, – в мире ничего больше не осталось. Теперь он увидел это собственными глазами. Разрушение, бренность, тлен. А призраки прошлого… Он понял, что отпустил их на волю давным‑давно. Хранить эти осколки уже попросту не было смысла. С каждым годом они только все сильнее будут впиваться в душу и ранить сердце.
Вот оно, самое страшное наказание, Господи. Чистилище, которое без твоего суда и спроса мы создали сами для себя.
Это больше не его дом. Теперь это ничья земля.
За несколько часов, что шли к ранчо, путешественникам не встретилось ничего необычного. Это, с одной стороны, внушало спокойствие, а с другой – настораживало. Полуразвалившиеся строения, иссушенные деревья, расколотое трещинами дорожное полотно с давно стертой разметкой и редкими светофорами и дорожными указателями, на которых уже невозможно было что‑то прочесть. Тут и там – обглоданные ржавчиной покосившиеся остовы машин… Чужая земля. Непривычная и наверняка опасная.
«Если вокруг слишком тихо, жди беды», – отчеканила про себя еще одну заповедь выживалыцика Лера, перетягивая на грудь «Бизон» и со щелчком приводя приклад в рабочее положение. Хотя сейчас их было на порядок больше, чем в Африке, да и экипировка лучше. Следуя за Батоном, Лера глядела по сторонам, вслушиваясь в свое просачивающееся сквозь фильтры дыхание, неприятным сипением отдававшееся в ушах.
Внезапно она почувствовала, как защекотало в горле, но чихать или кашлять в противогазе было то еще удовольствие. Что это с ней? Голову слегка мутило. Скорее всего, просто давно не надевала противогаз, вот и все. Сглотнув, Лера с усилием подавила подкативший горловой спазм.
Пустынная местность, жидкая лесополоса. Серое низкое небо. Все уныло, скудно, безжизненно. Единственное, что однажды привлекло внимание зоркого Батона, – цепочка странных многопалых следов, идущая наперерез их каравану в сторону уже невидимой за растительностью береговой линии. |