Время стоянки  – … – ые сутки.

Вылазка на русское исследовательское судно „Лев Поликарпов“, застрявшее в леднике в нескольких километрах от материка, ничего не дала. Да и на что мы надеялись, в конце концов? Что старый, практически полностью разрушенный и заброшенный корабль, простоявший в холоде столько лет, сможет послужить источником запчастей для подлодки? Тьфу! Хватаемся, как букашки, за соломинку, лишь бы найти лазейку и выжить любой ценой. Напрасно.

Найденные электрозапчасти и элементы силовых установок не помогли, так как полностью непригодны.

Интересно, что по прошествии стольких лет на борту „Поликарпова“ удалось подключить, хоть и ненадолго, сносное энергопитание. На радость или несчастье – не знаю.

Вновь увидеть на уцелевших мониторах гибель Земли, повторяемую снова и снова в полной тишине… Что может быть страшнее? Будто именно нам было оставлено это послание. Именно мы должны были его увидеть, именно в тот момент и в тот час.

И еще короткая радиосвязь с неизвестным, назвавшимся Поштой из Крыма. Случайность – или очередная подковырка судьбы? Последний подарок умирающего судна перед тем, как оно навсегда погрузилось в вечное безмолвие, став обиталищем новых существ. (Бортовой журнал изъят для уточнения судьбы команды и научного экипажа.)

А ведь мы преодолели столько миль. Столько всего повидали – и вот опять сигнал. До сих пор при каждой новой встрече или весточке становится и радостно, и одновременно не по себе.

Выходит, в самых разных уголках планеты осталось множество выживших. Сколько же их еще?

Недовольство и напряжение на борту растут. Не знаю, сколько еще так продержимся.

Принявший командование судном старший помощник Тарас Лапшов».

Из‑за пурги видимость сократилась до нескольких десятков метров. Борт «Грозного» осветили сигнальные маяки.

На собрании, посвященном выходке Леры, не присутствовали только повара, занятые готовкой ужина, и Савельев, следивший за штормом и с подозрением смотрящий на подсумок, который лежал на его откидном столике.

– Как думаешь, что это все‑таки за штука? – Паштет еще раз подкинул найденный на тропинке цилиндр на ладони.

– Да термос это заржавевший, – скривился Треска, свежуя очередную рыбину. – Мусор, короче. Выкини на хрен и лучше помоги.

– Интересно, что там, – прислонив к уху емкость, Паштет легонько потряс ее.

– Прокисшая жрачка, скорее всего. Ничего ценного. Почему‑то я в этом уверен, – орудуя ножом, фыркнул Треска и, выкладывая наструганное ромбами филе на сковородку, поморщился: – К тому же холодная наверняка.

– А если подогреть? – не желал сдаваться Паштет.

– Ну, попробуй, только хватит меня отвлекать, чувак. Дюжину рыл кормить, а ты тут фигней страдаешь.

– И не открывается, блин…

– Фу, зырь, – послюнив палец, Треска брезгливо провел по конфорке. – Даже плиту не скоблила. Уши надеру. И картошку вон запустила всю.

Он указал в угол камбуза, где на полу были расставлены несколько раскрытых мешков с землей, из которых слабо тянулись жухлые побеги бледно‑зеленой ботвы.

– Она же не садовод. Хватит делать из нее девку‑чернавку. Может, семена скопытились, лет‑то сколько прошло.

– Ага. Еще скажи, что колорадский жук все поел. А кто мицелий[14]в Пионерске только так культивировал?

– Ну, то грибы. Много ли им надо? Грунт, влага и темнота. Сами вырастут. Да там и ферма целая была с оборудованием, и девчонок сколько, вспомни.