Но что‑то он не спешил, этот подходящий...

– Вот он, беглец, – злорадно произнес Козлов, увидев меня в дверях кабинета.

– От нас не убежишь! – услужливым тоном отрапортовал кто‑то из моих конвоиров.

– Проходите, Константин. – Козлов гостеприимно развел руками. Что‑то не нравилось мне его радушие. В кабинете было темно, горела только настольная лампа. Козлов сидел за письменным столом, обложившись какими‑то бумагами, среди которых нечаянно завалялся пистолет «ТТ». – Проходите...

Я все еще не спешил, поэтому мне помогли толчком в спину, от которого я едва не налетел на стол Козлова. Оба милиционера, доставивших меня в Управление, зашли следом. И аккуратно прикрыли за собой дверь.

Мне показалось, что щелкнула металлическая задвижка. Или она на самом деле закрылась?

– Присаживайтесь, – продолжал любезничать Козлов, и две могучие руки надавили мне на плечи, пригибая к табурету. Я не стал упорствовать. Меня больше интересовало, какого черта Козлов делает в Управлении в три часа ночи. Ни Разговорова, ни Гарика не было. Только Козлов, кутающийся в свой плащ и изредка покашливающий. Разжалобить он меня, что ли, хотел? Пожаловаться на слабое здоровье и низкую зарплату? И в связи с этим попросить немедленно выложить все, что я утаил от следствия? Кто его знает... При свете дня он держался за спинами Разговорова и Гарика, а тут вдруг начал играть начальника. Начальник после двенадцати ночи. Просто кошмар какой‑то.

– Вы же неглупый человек, Константин, – огорошил меня Козлов. Где‑то я уже это слышал на днях... Ах да. От Сидорова. Тот тоже начинал с таких заявлений, а кончил... Надо будет предупредить Козлова, чтобы не вставал на скользкую дорожку. – Вы же прекрасно понимали, на что шли...

– На что я шел?

– Не надо из нас делать дурачков, – вежливо попросил Козлов, а двое милиционеров, подпиравших стену справа, угрожающе на меня посмотрели. Эти тоже не любили, когда из них делали дураков. Надо же. – Вы сначала дали подписку о невыезде, а потом попытались скрыться из‑под наблюдения правоохранительных органов. Вы же понимаете, как может быть расценен такой поступок.

– Минутку, – сказал я. – Давайте будем придерживаться фактов. – Милиционер у стены презрительно фыркнул: моя идея ему явно не понравилась. – Что значит «пытался скрыться»? Если бы я хотел скрыться, то и скрылся бы. И не сидел бы здесь сейчас с вами.

– А, больное самолюбие, – усмехнулся Козлов. – Я в курсе ваших сегодняшних выкрутасов. Вы оставили свою машину у подъезда и куда‑то рванули с дикой скоростью, словно за вами черти гнались...

– Но потом я вернулся домой. Если бы я хотел скрыться, то никогда не сделал бы этого.

– А это вы сделали потому, что поняли: ваше бегство полностью уличит вас.

– Меня?

– А кого же еще? – искренне удивился Козлов. – Не надо думать, что тут перед вами идиоты сидят.

Он повторил это в третий или в четвертый раз, и я понял, что это у него навязчивая идея. Козлов очень не хотел казаться глупым. И в результате добивался прямо противоположного.

– Всем понятно, что Сидоров один не решился бы на такое дело, – изрек Козлов и посмотрел на меня странно. Наверное, ожидал, что я побледнею и начну потеть. Я не оправдал его ожиданий. Сенсации не вышло. – Кто‑то должен был организовать это мероприятие. Кто‑то более умный и расчетливый, чем Сидоров.

– Неужели я? Просто приятно слышать...

– Не умничайте, Шумов, – строго сказал Козлов. Он нахмурился.