– Не умничайте, Шумов, – строго сказал Козлов. Он нахмурился. То, что его тирады не производили должного впечатления, Козлову не нравилось. – Вчера вечером вы решили, что дальше оставаться в Городе – слишком рискованно. И решили скрыться, но затем поняли, что бегство подтвердит все обвинения в ваш адрес. И решили вернуться домой.

– Тут одно из двух, – возразил я. – Либо перед вами сидит гений преступного мира, организовавший налет на «Европу‑Инвест», либо дебил, не способный понять, к чему ведут его поступки. Вы уж решите для себя...

– Не надо умничать! – громко сказал Козлов и хлопнул по столу ладонью. – Когда будет нужно, мы все решим! А ты подумай, что чистосердечное признание облегчает участь...

– Чью участь? Участь следователя, у которого нет никаких доказательств? – спросил я. То ли от того, что хотелось спать, то ли от того, что Козлов с самого начала мне не слишком нравился, но ночное собеседование стало меня раздражать. И я перестал сдерживаться. Наверное, это было ошибкой.

– А я тебе очень советую – по‑хорошему – признаться! – повысил голос Козлов. Следующей стадией должен был стать истерический крик. Мне не хотелось при этом присутствовать. Неожиданно даже для самого себя и тем более для Козлова я встал с табурета и подошел к двери.

– Дурацкий разговор, – сообщил я Козлову свое мнение. – В следующий раз приглашай меня днем, при свете. Или ты боишься при свете?

– Это ты сам бойся! – прошипел Козлов и выскочил из‑за стола. Он протянул ко мне свои длинные руки, и это было так неприятно, что я понял: еще немного – и Козлов получит по рукам. И другим частям тела. В то же время я соображал, что бить морду милиционеру в кабинете Управления внутренних дел в присутствии еще двух ментов – очень сомнительная идея.

Так и боролись во мне эти два желания – бить или не бить. А Козлов все размахивал у меня перед лицом руками, что‑то выкрикивал... Я вдруг понял, что он пьян. Не то чтобы вусмерть, но запашок присутствовал.

– А я говорю, что ты подпишешь! – проорал он мне в ухо, схватил за руку и потащил к своему столу. Я оттолкнул его. Слегка. Он не упал, только чуть пошатнулся. Сделал удивленные глаза и повернулся к своим коллегам, которые стояли у стены и ждали повода. Дождались.

– Ребята, – изумленно проговорил Козлов, будто ему и в голову никогда не приходило, что кто‑то может его тронуть.

Ребята немедленно откликнулись. Я подумал, что стоит поберечь голову, и обхватил ее руками сразу же после того, как меня свалили с ног. Но ребята хорошо подготовились к мероприятию. Бить человека у них получалось лучше, чем следить.

По голове они не лупили, старались попадать по корпусу. Минут через пять мне устроили перерыв.

Козлов опустился на колени и подсунул мне под нос какой‑то листок бумаги.

– Подписывай, гнида, – сказал он и схватил меня двумя пальцами за ухо. Я понял, что у Козлова нестриженные ногти. У меня сразу же пропало желание общаться с таким нечистоплотным человеком.

– Не хочешь? – с удивлением и раздражением спросил Козлов. – Ну так ведь... ну тогда все сначала...

Ничего другого я не ожидал. Козлов хотел выглядеть умным. Но с фантазией у него было слабовато.

Я даже не понял – то ли я потерял сознание от боли, то ли уснул, устав считать удары. И то и другое одинаково вероятно.

Глава 14

Линолеум на полу был чудо как хорош. Какие‑то изощренные сплетения синих и красных линий, странные формы, чарующие глаз... В нормальном положении – то есть стоя – ничего подобного и не замечаешь. Топчешь такую красоту ботинком, и все.