Отец постоянно присылал мне письма и телеграммы. "Ты должен сам
решить, как поступить, Лауден, -- не уставал повторять он. -- Я сообщаю тебе
только цифры, но любую свою спекуляцию ты предпринимаешь на свой страх и
риск, и все, что ты заработаешь, ты заработаешь благодаря собственной
смелости и инициативе". Однако, несмотря на это, всегда было легко угадать,
чего он от меня ждет, и я всегда спешил оправдать его ожидания. Через месяц
у меня уже было около восемнадцати тысяч долларов в "академической валюте".
И тут я пал жертвой одного из пороков этой системы. Как я уже упоминал, за
"академическую валюту" можно было получить один процент ее номинальной
стоимости в денежных знаках Соединенных Штатов. Разорившиеся биржевые игроки
постоянно продавали свою одежду, книги, банджо и запонки, чтобы покрыть
дефицит, а нажившиеся, наоборот, не устояв перед соблазном, превращали часть
своих "прибылей" в настоящие доллары для оплаты каких-нибудь реальных
удовольствий. А мне понадобилось тридцать долларов, чтобы приобрести
принадлежности для занятий живописью: я постоянно уходил в лес писать этюды,
и, поскольку мои карманные деньги были израсходованы, в один злосчастный
день я реализовал три тысячи в "академической валюте", чтобы купить себе
палитру, -- благодаря советам моего отца я уже начал смотреть на биржу как
на место, где деньги сами плывут тебе в руки.
Палитра прибыла в среду, и я вознесся на седьмое небо. В это время мой
отец (сказать "я" значило бы отступить от истины) пытался устроить "двойной
опцион" на пшенице между Чикаго и Нью-Йорком -- как вам известно, спекуляции
такого рода считаются одними из самых рискованных на шахматной доске
финансов. В четверг удача повернулась к нему спиной, и к вечеру моя фамилия
второй раз красовалась на доске в списке банкротов. Это был тяжелый удар.
Надо сказать, что моему отцу в любом случае было бы нелегко его перенести,
потому что, как бы ни мучили человека промахи его сына, его собственные
промахи мучают его гораздо сильнее. Однако в горькой чаше нашей неудачи
была, кроме того, капля смертельного яда: отец превосходно знал состояние
моих финансов и заметил недостачу трех тысяч "академических долларов", а
это, с его точки зрения, означало, что я украл тридцать настоящих долларов.
Пожалуй, такое суждение было слишком строгим, но некоторые основания для
него были, а мой отец, хотя его биржевая деятельность, на мой взгляд, по
самой своей сути исключала честность, был необыкновенно щепетилен во всех
сопутствующих ей мелочах. Я получил от него только одно печальное, обиженное
и ласковое письмо, и больше до конца семестра он мне не писал, так что все
это горькое время, трудясь в качестве писца, продавая одежду и этюды, чтобы
добыть средства на очередную безнадежную спекуляцию, и с тоской стараясь
забыть свою мечту о Париже, я был лишен его поддержки и советов.
Однако все это время он, по-видимому, постоянно думал о своем сыне и о
том, что с ним дальше делать. |