Изменить размер шрифта - +
  Отец постоянно присылал мне письма и телеграммы.  "Ты  должен  сам
решить, как поступить, Лауден, -- не уставал повторять он. -- Я сообщаю тебе
только цифры, но  любую свою спекуляцию  ты  предпринимаешь на  свой страх и
риск,  и все,  что  ты  заработаешь,  ты  заработаешь благодаря  собственной
смелости и инициативе". Однако,  несмотря на это, всегда было легко угадать,
чего он от меня ждет, и я всегда спешил оправдать его  ожидания. Через месяц
у меня уже было около восемнадцати тысяч долларов  в "академической валюте".
И тут я пал жертвой одного из пороков этой системы. Как я  уже упоминал,  за
"академическую валюту"  можно было  получить  один  процент  ее  номинальной
стоимости в денежных знаках Соединенных Штатов. Разорившиеся биржевые игроки
постоянно продавали свою одежду, книги,  банджо  и  запонки,  чтобы  покрыть
дефицит, а нажившиеся, наоборот, не устояв перед соблазном, превращали часть
своих  "прибылей"  в  настоящие  доллары для  оплаты  каких-нибудь  реальных
удовольствий.  А  мне  понадобилось  тридцать   долларов,  чтобы  приобрести
принадлежности для занятий живописью: я постоянно уходил в лес писать этюды,
и,  поскольку  мои карманные деньги были  израсходованы, в  один злосчастный
день я  реализовал три тысячи  в  "академической валюте", чтобы купить  себе
палитру,  -- благодаря советам моего  отца я уже начал смотреть на биржу как
на место, где деньги сами плывут тебе в руки.
     Палитра прибыла в среду, и я вознесся на седьмое  небо. В это время мой
отец  (сказать "я" значило бы отступить от истины) пытался устроить "двойной
опцион" на пшенице между Чикаго и Нью-Йорком -- как вам известно, спекуляции
такого  рода  считаются  одними из  самых  рискованных  на  шахматной  доске
финансов. В четверг удача повернулась к нему  спиной, и к вечеру моя фамилия
второй  раз красовалась на доске в списке банкротов. Это был  тяжелый  удар.
Надо сказать, что моему  отцу в любом случае  было бы нелегко его перенести,
потому что,  как бы  ни мучили человека  промахи его сына,  его  собственные
промахи  мучают  его гораздо сильнее. Однако в горькой  чаше  нашей  неудачи
была,  кроме того, капля смертельного  яда: отец превосходно знал  состояние
моих финансов  и заметил  недостачу трех  тысяч "академических долларов",  а
это, с  его точки зрения, означало, что я украл тридцать настоящих долларов.
Пожалуй, такое суждение  было  слишком  строгим, но некоторые основания  для
него  были,  а мой отец, хотя его биржевая деятельность,  на мой взгляд,  по
самой  своей сути исключала честность, был  необыкновенно щепетилен во  всех
сопутствующих ей мелочах. Я получил от него только одно печальное, обиженное
и ласковое письмо, и больше до  конца семестра он мне не  писал, так что все
это горькое время, трудясь  в качестве писца, продавая одежду и этюды, чтобы
добыть средства на очередную безнадежную  спекуляцию,  и  с тоской  стараясь
забыть свою мечту о Париже, я был лишен его поддержки и советов.
     Однако все это время он, по-видимому, постоянно думал о своем сыне  и о
том, что с ним дальше делать.
Быстрый переход