Я не знал, что из рассказов Барака было преувеличением, а что – правдой, так он любил вспоминать славное время, когда они с братом бок о бок носились по округе, исследуя мир.

– Наши деды знавали погоду посуровей нынешней. Не знаю уж, за какие заслуги, но Боги и Духи стали с нами помягче. Теперь нам незачем круглый год жить в пещерах, как нашим предкам.

Как-то утром я открыл глаза и увидел мир преображенным. Время остановилось, воздух уплотнился, и в нем было разлито умиротворение.

Я вышел из хижины и увидел, что снег перестал.

Лес был наполнен ослепительным светом; он изливался с голубого неба и восходил от девственно-белой земли, отражавшей лазурь.

О том, что мир изменился, свидетельствовала и тишина. Поглощая все сущее, она раздвигала пространство до головокружительных масштабов. Я слышал лишь себя, свое дыхание, биение сердца. Я немного прошелся, и мне показалось, что глухое поскрипывание моих шагов взбудоражило весь лес. Я опасливо остановился и прислушался. Легкий хруст ветки, дальний шелест крыльев, шуршание беличьих лапок по стволу дерева – малейший звук разрушал великое безмолвие. Летом звуки сливаются в единый тихий хор, зимой они взрывают тишину.

Подошел Барак. Он был взволнован.

– Вот что Боги и Духи состряпали нам за три дня. Прекрасная работа.

Укутанные снегом деревья стояли не шелохнувшись. Снег решил показать в лучшем свете бледные рябые березы, а от дубов и тополей оставил лишь неказистые темные стволы.

– Переберемся в другое жилище, Ноам, здесь мы замерзнем.

– А если законопатить мхом щели?

– Этого мало. К тому же здесь будут слишком заметны следы. Утоптанный снег укажет дорогу к хижине.

– Барак, но от кого мы прячемся?

Он не ответил.

– И куда мы пойдем?

– В мою пещеру. Она неподалеку от Пещеры Охотниц.

– Ты хочешь сказать…

– Да-да, мой мальчик, я про тех самых Охотниц, к которым мы вскоре наведаемся, – ты ведь недавно сказал, что мы заслужили женщину.

Мы забрали из хижины все необходимое и направились к новому пристанищу. Снег замедлял наше продвижение. Как легкая свежая целина тяжелела, стоило нашим ногам в нее погрузиться! Меня жгло с двух сторон: напряжение раскаляло икры и бедра, а мороз кусал руки, леденил плечи и опалял лицо. Я брел за моим дядей-великаном, и мне приходилось следить за дыханием, чтобы не сбиться с ритма.

– Ты не заблудился, Барак?

Он что-то буркнул. Если снег и затушевал привычные ориентиры, он проявил другие, и они не могли ускользнуть от острого дядиного глаза. А я был ослеплен бешеным сиянием и все время щурился.

Мы шли по заснеженной земле, там и сям на отрогах холмов залегли волнистые складки.

Барак привел меня к нагромождению камней, наполовину засыпанных снегом:

– Вот наше новое жилище.

– Неужели здесь не зимует ни один медведь?

– Я завалил вход.

Он откатил один камень, другой, третий, и вход в пещеру расчистился.

– Барак, только не проси меня проделывать этот трюк.

Сдвинуть с места любой из этих камней было выше моих сил. Барак ответил:

– Этими камушками буду заниматься я, мой мальчик. Чуден замысел Природы: ты создан, чтобы проникать, я – чтобы поднимать. Каждому своя защита.

И мы обосновались в пещере на долгие месяцы.

* * *

– Мой мальчик, нам надо почистить перышки, раз мы собираемся к Охотницам.