– Нужно будет связаться с нашими коллегами в Коннектикуте, – сказал Уэйд. – Шантажисты редко останавливаются после первой выплаты… – Он почесал подбородок. – Вернемся к нашему психологическому портрету. Доусон завершает двадцатилетнюю службу в армии, что становится для него переломным моментом во многих отношениях. Умирает его беркут, с которым он проводил много времени, с которым сблизился. И, наконец, ему кажется, что он нашел любовь, однако на поверку его выставляют дураком. – Уэйд помолчал для большего эффекта. – И все это происходит практически одновременно.

– Если воспользоваться сугубо техническим термином, Доусон сломался, – сказал Кент. – И тогда он воспользовался своими знаниями и опытом, чтобы создать такую ситуацию, в которой его идеальная женщина не сможет ему отказать. Он держал своих пленниц в холодной камере, голых и связанных, вселяя в них страх и чувство беспомощности. Также он лишал их воды и еды до тех пор, пока они в отчаянии не приходили к нему по своей воле, а он убеждал себя в том, что они его хотят. Он о них заботится, они научились на него полагаться. Он стал для них целым миром. От него зависит их жизнь или смерть. И в конце концов они становятся ему признательны, их влечет к нему.

– «Стокгольмский синдром», – заключил Уэйд. – Вот как это происходит. Механизм выживания, сближающий человека с тем, от кого зависит его жизнь. Самое интересное здесь то, что работает это в обе стороны, как похитителя, так и жертвы.

– Вот почему террористические группировки, захватывая заложников, нередко стараются менять тех боевиков, которые наблюдают за пленниками, – добавил Кент. – Также они надевают заложникам на головы мешки и залепляют рты, чтобы не относиться к ним как к человеческим существам. – Он помолчал, словно воскрешая в памяти далекий и неприятный эпизод. – В этом случае их труднее убить. Вообще-то однажды я воспользовался этим…

Нина задумчиво посмотрела на него.

– Тебя захватили в плен во время выполнения специальной операции, так?

– Удерживали целый месяц, – тихо произнес Кент. – Не хочу говорить об этом.

Нина уже давно подозревала нечто подобное. Кент говорил о своих шрамах, сравнивая их с ее собственными. Они встретились взглядами. В отличие от остальных присутствующих, оба знали, что это такое – быть пленником, которого истязают, лишают человеческого достоинства. Нина поняла, что Кент признался в этом ради нее, и была признательна ему. Но он ясно дал понять, что не желает углубляться в данный вопрос, поэтому Геррера сменила тему на то, что было близко к сердцу.

– Я просто рада тому, что Доусон не успел проделать с Би всю эту мерзость, – пробормотала она.

– Итак, Доусон использует сочетание дрессировки хищных птиц и «стокгольмского синдрома» для того, чтобы подчинить себе своих пленниц. – Перес скрестил руки на груди. – В таком случае почему он убивает их после того, как потратил столько усилий на их воспитание?

– Я по-прежнему придерживаюсь своей первоначальной оценки, – сказал Уэйд. – Что-то разбивает его фантазии. На какое-то краткое мгновение жертва непроизвольно выражает свое истинное отношение к похитителю или же делает что-то такое, что он воспринимает как предательство. Это создает когнитивный диссонанс, который Доусон разрешает, положив конец ее способности отвергать и предавать его. Навсегда.

– После чего начинает охоту на следующую кандидатку, – сказала Нина.

– Здесь их хватило бы надолго, – заметил Кент.

– Согласен. – Уэйд задумчиво посмотрел на Нину. – Возможно, нам понадобится человек, который задержится в Финиксе до конца месяца.

Подумав про своих новообретенных родственников, Нина уселась поудобнее.