Голодные. Сумасшедшие. Точно так же когда-то друзья Мара смотрели на меня.

— Пьянящее чувство, — прошептал Грэйв, не замечая или не желая замечать объявшего меня ужаса. Отчаянья. — Наверное, стоит всё-таки его попробовать. Пусть и предназначено оно другому. Но какая, в сущности, разница? Ты-то всё равно моя.

В нос ударило терпкое амбре коньяка, смешанное с горечью одеколона. Мерзкий, мерзкий запах, пробудивший с таким трудом похороненные воспоминания.

Одним резким движением высший притянул меня к себе, а я, подхлёстнутая паникой, попыталась его оттолкнуть и отстраниться, но Грэйв лишь сильнее сжал пальцы на моих плечах.

— Прекрати. Пожалуйста, прекрати, — повторяла сквозь слёзы, вырываясь из навязанных объятий, уклоняясь от нежеланных поцелуев.

Но он не слышал меня. Продолжал целовать, исступлённо, до боли кусая губы, опустошая. Вытягивая вместе с треклятой влюблённостью, почему-то сводящей его с ума, гремучую смесь из эмоций, что сейчас бурлила внутри меня.

В какой-то момент всё смешалось. Ужасы прошлого и кошмар настоящего. Едва затянувшаяся рана снова начала кровоточить, и я почти обрадовалась, когда ощутила накатившую слабость. И теперь единственное, на что хватало сил, — это повторять слова мольбы, отказываясь смиряться и в то же время уже смиряясь с тем, что должно было произойти.

«Не остановится. Не сможет», — мелькнуло где-то на задворках сознания, и я в отчаянье, в последний раз прошептала:

— Прекрати…

— Будь на моём месте Мар, ты бы не сопротивлялась! — Он остановился, но лишь для того, чтобы схватить меня за руку и потащить к кровати. — Ну же, Ива! Скажи! — голос высшего больно бил по натянутым до предела нервам. — Признайся, что любишь его! Человека, шантажом пытавшегося забрать тебя у меня. В друзьях у которого изнасиловавшие тебя ублюдки. А ты, вместо того чтобы держаться от Мара подальше, вешаешься ему на шею, как распоследняя шлюха! Так хочется стать его любимой рабыней? Или думаешь, выкупив тебя, его сиятельство подарит тебе свободу? — полные яда слова; взгляд, прожигающий душу.

Пальцы высшего впивались мне в кожу, но даже боль не способна была прогнать застилавшую разум дымку. Но пусть лучше так.

Не чувствовать, не понимать.

— А может, надеешься, что сделает из тебя демоновому графиню?! Как по-твоему, зачем ты ему нужна? — Он с силой встряхнул меня, тщетно пытаясь привести в чувство, как будто не осознавал, отчего его игрушка едва держится на ногах, и это ещё больше выводило его из себя. — Мар такой же, как и они, Ива!

— А ты? — глаза затянула солёная пелена. Стоило зажмуриться, и слёзы снова потекли по щекам. — Чем ты лучше них? Чем лучше того, кто поломал жизнь твоей сестре? Ты такой же, как тот, что причинил боль Маэжи…

Тихий бой часов ознаменовал наступление ночи. Секунду, две Эшерли неотрывно смотрел мне в глаза, словно надеялся поймать в них своё отражение, а потом шарахнулся, как от прокажённой.

Не знаю, на что сейчас была похожа я, а вот у мага благодаря моим попыткам защитить свою честь на рубашке теперь не доставало нескольких пуговиц — зачем-то отметила про себя и обхватила плечи руками.

Холодно, безумно холодно. Оттого и трясёт. И слёзы дурацкие никак не останавливаются.

Он продолжал стоять, глядя как будто сквозь меня, и в этом взгляде теперь читалось не безумие, а затаённая боль и постепенно скрадывающий её привычный холод.

А потом ушёл, не сказав больше ни слова. Обессиленная, я сползла на пол, сжалась в комок, тщетно пытаясь унять дрожь и задыхаясь от беззвучных рыданий.

Не помню, когда удалось забыться. Долго лежала, не способная пошевелиться, вглядываясь в причудливые тени на потолке, краем сознания отмечая, как лунный свет, проникая в щель между неплотно задёрнутыми шторами, серебрит хрустальную люстру.