– Бедный старик не соображает даже, обычный сегодня день или воскресный!

– Умом тронулся? – уточнил я.

Монах кивнул. Он и трое его спутников везли Священное Писание в монастырь в Альбе и попросили в Беббанбурге приюта на ночь.

– Иногда он забывает одеваться и едва говорит, куда уж там проповедовать. Руки у него трясутся так, что его кормят кашкой с ложечки. В городе объявились новые священники, лорд – из Уэссекса. И они очень ярые!

– Хочешь сказать, настроены против язычников?

– Еще как настроены!

– Епископ Освальд тоже среди них?

Он покачал выбритой на макушке головой:

– Нет, лорд. Проповеди в соборе читает обычно отец Сеолнот.

Я безрадостно рассмеялся. Я с детства знал Сеолнота и его брата-близнеца Сеолберта и не любил их почти так же сильно, как они меня. У Сеолберта имелась хотя бы веская причина меня ненавидеть, потому как я выбил ему большую часть зубов. Воспоминание об этом приносило хоть какую-то радость, а по мере того, как лето переходило в осень, поводов для радости становилось все меньше. Начались набеги.

Поначалу они были незначительными. Угнали скот на южной моей границе, сожгли амбар, разорили верши. Налетчиками всегда оказывались норманны или даны, ни у одного не было на щите эмблемы Гутфрита в виде клыкастого вепря, и ни один не принадлежал к западным саксам. Я отрядил моего сына во главе трех десятков воинов помочь Ситрику из Дунхолма, но владения мои были обширны, враг осторожен, и мои воины вернулись ни с чем. Потом напали на рыбачьи шаланды. Сети и улов забрали, мачты срубили. Никто из моих людей не был убит или даже ранен.

– Это были два саксонских корабля, – сообщил один из рыбаков, когда я пошел на «Сперхафоке» вдоль побережья.

– Ты заметил у них кресты на штевнях?

– Ничего у них не было, лорд, но они саксонские. Пузатые такие на вид! – Построенные на юге корабли отличались тупым носом, совсем не похожим на острые обводы «Сперхафока». – Напавшие на нас мерзавцы говорили по-иностранному, но корабли у них были точно саксонские.

Я ежедневно отправлял «Сперхафок» на юг, обычно под командой Гербрухта, а брат Эгила Торольф помогал ему на «Банамадре», но и они никого не обнаружили. Угоны скота продолжались, а попы в Эофервике брызгали слюной, проповедуя, что всякий, кто платит языческому господину подати, обречен гореть в адском пламени.

Но жертв не было. Воровали скот, обчищали кладовые, жгли усадьбы и рубили мачты на судах, но никто не погиб. Элдред дразнил меня, подбивая первым пролить кровь и тем самым дать ему предлог развязать против Беббанбурга открытую войну. Ближе к зиме набеги усилились. Все больше ферм горело, норманны перебирались через западные холмы и нападали на моих держателей в предгорьях. Убитых все не было, хотя потери росли. Приходилось освобождать пострадавших от подати, рубить лес для построек погорельцам, возмещать потери скота и запасов зерна. Пришло второе письмо с печатью Гутфрита, где от меня требовали уплатить пятнадцать фунтов золотом, и я сжег его, как и предыдущее. Однако оно навело меня на мысль.

– Почему бы нам не дать ему, что он хочет? – заявил я.

Мы сидели в зале близ большого очага, в котором шипели и потрескивали ивовые бревна. Был вечер в начале зимы, и холодный восточный ветер налетал порывами, проникая через дымовую дыру в крыше.