|
Потом обратился к Ромили: – Я благодарю тебя и Орден Меча за этот изумительный подарок, за вашу верность. Поверь, ты по‑прежнему дорога мне, с той же любовью буду относиться и к подаренному коню. Я слышал, что ты продолжаешь работать с теми сторожевыми птицами, которые выжили только благодаря тебе. Помнишь, что с ними творилось, когда мы встретились на пути в Неварсин? Я ничего не забыл, я все помню – память у меня хорошая… – Он запнулся, помолчал, потом официально заключил: – Меченосица, я рад! Благодарю тебя и в твоем лице всех сестер.
Ромили поклонилась, потом погладила жеребца, слилась с ним сознанием. – Хорошенько послужи ему, – шепнула она на ухо наклонившему голову коню. – Подчиняйся каждому жесту, слушайся и люби его, как я… как я люблю тебя. Она подала королю поводья и опять с поклоном отошла в сторону, откуда с замиранием сердца наблюдала, как Каролин вскочил в седло, подобрал уздечку… «У него есть дар, и не менее сильный, чем у меня. Он справится, найдет с ним общий язык. Все будет хорошо. Слава Богу, что Солнечный не попал к какому‑нибудь зверю в человеческом образе или бесчувственному мужлану. Уж кто‑кто, а Каролин сам под стать этому коню – они подружатся». Однако некоторое смутное волнение не давало ей покоя. Может, все дело в том, решила она, вспомнив, как резко Орейн отдалился от нее, что ему теперь становится не по себе от одной только мысли, что в ее присутствии он позволял себе много вольностей? Было дело, они и в таверне вино распивали, и на язык он не очень‑то был деликатен, даже, не стесняясь, помочился при ней у монастырской стены. Вспомнив этот эпизод, Ромили одновременно и покраснела, и едва не прыснула от смеха. Каково ему теперь глядеть ей в глаза? Ладно, что было, то было, нечего больше вспоминать об этом. Руйвен подошел к ней, и она представила его Яндрии: – Мой брат Руйвен. Леди Яндрия… – Меченосица Яндрия, – поправила старшая сестра и засмеялась. – Я уже объясняла вашей сестре, что в нашей среде не имеют значения ни звания, ни должность, ни происхождение. Все это остается за порогом наших подворий, как только мы берем в руки меч. А твой брат?.. – Руйвен Макаран, – поспешил представиться тот. – Четвертый год в Трамонтане, Второй круг. Вы уже закончили с моей сестрой, домна? Ромили обратила внимание, что он как бы машинально назвал Яндрию так, как обычно именуют равную или превосходящую знатностью даму. Домна – все равно что леди; это обращение куда более светское, чем, например, местра. Именно так он должен был обратиться к ней в этой обстановке. – Да, она может идти, – ответила Яндрия, и Ромили, раздосадованная, что Яндрия чем‑то недовольна, пошла вслед за братом. В общем‑то Ромили все еще пылала надеждой поведать брату о своем бегстве из «Соколиной лужайки», о своих последующих приключениях, о той мечте, которую она с ним, Руйвеном, связывала – в любом случае отыскать дорогу в Трамонтану и найти его. Их судьбы были очень похожи – вот и хотелось обсудить все, посоветоваться, и прежде всего о том, как быть с родными, передавать ли им весточку о себе, есть ли такая возможность? Или уж если рвать, то напрочь? Она почему‑то рассчитывала, что он наконец пригласит ее в какой‑нибудь укромный уголок, там она поплачется у него на плече, ведь они были так дружны и близки в детстве. Однако этот монашеского вида бородач с отсутствующим взглядом, отрешенным лицом мало располагал к откровенности. Казалось, он не имеет никакого отношения к тому, прежнему Руйвену. Теперь, следуя за ним, она внезапно почувствовала, что ни за что не поделится с братом всем, что случилось с ней, о чем было передумано, о планах и мечтах. Конечно, если спросит, она ответит, но холодно, коротко – так ведь он даже не спросит! Вот в чем беда… Перед ней словно отдернули занавес, и она с трепетом перед новизной открывшейся реальности почуяла, что теперь Яндрия – даже Орейн – ей куда ближе. |
