Хотя Карлотта и не осознавала, но именно Магда защищала ее гораздо больше, чем это сделала бы постоянная компаньонка. Магда, с ее пониманием людей, с ее даром определять истинную их ценность, как бы искусно они ни скрывали свои недостатки, руководила Карлоттой, защищая ее от ложных впечатлений и охраняя от ненужных привязанностей.

Но этот секрет, страстно говорила себе Карлотта, она не разделит ни с кем, пока Гектор не признался ей в любви.

Ей никогда не приходило в голову, что он может не полюбить ее. Она была уверена, что только его робость и неопытность в отношениях с женщинами помешала тому, чтобы восхищение, которое она читала в его глазах, переросло в более глубокое и нежное чувство. Она тихо смеялась, когда он отворачивался, а ему нужно было только протянуть руки, и она очутилась бы в его объятиях.

«Я хочу его», — говорила она себе, однако никакого определенного плана у нее еще не было. Она знала только, что незнакомое чувство, волнующее ее, заставляло ее желать Гектора так, как она никогда никого не желала. Любовь для Карлотты всегда была чем-то таким, что другие люди чувствовали по отношению к ней. В ней рождался отклик, и она была не прочь, чтобы ее обожали; она всегда получала, ничего не давая взамен. Но теперь светлое чувство открыло ей огромный мир. Ей хотелось передать свое счастье другим, наградить их своей радостью.

Приехав в «Риц», она была довольна, что Нормана еще нет. Она сидела в одном из красных плюшевых кресел и наблюдала за фешенебельной толпой, проходящей мимо.

Оркестр исполнял нежный, сентиментальный вальс. Карлотте казалось, что она на сцене. Все было так роскошно, так нереально в этой утонченной жизни светского общества, в жизни, к которой она едва прикоснулась. «Этот мир может быть моим, если я выйду замуж за Нормана». Эта мысль не исчезала, она мучила ее. Она могла бы приходить сюда, как «леди Мелтон», и известные люди, которые проходят мимо, не удостоив ее взглядом, окружали бы ее. Настоящий жемчуг обвивал бы ее шею, на запястьях блестели бы бриллианты, а после ланча роллс-ройс увозил бы ее.

— Мне не придется работать, я буду что-то представлять собой для других, — шептала себе Карлотта. Ей казалось, что она размышляет перед соблазнительной витриной магазина.

Увидев, как Норман вошел, отдал шляпу и трость лакею в ливрее и поискал ее глазами в переполненном фойе, она помахала рукой.

— Простите меня за опоздание, — сказал он, подойдя.

Карлотта тотчас же поняла, что он расстроен. Рот был непреклонно сжат, а глаза, как сталь. Он не предложил Карлотте коктейль.

— Войдем? — коротко спросил он.

Удивленная, но не возражая, она пошла к ресторану. Стол, приготовленный для Нормана, был у окна, и услужливые официанты провели их туда. Они заказали ланч.

— Что случилось? — спросила Карлотта, как только они остались одни.

— Почему вы думаете, что что-нибудь случилось? — спросил Норман.

— Я могу определить, когда вы расстроены, — улыбнулась она.

Ему были приятны ее слова, мрачное выражение смягчилось.

— Вы очень добры.

— Вы странный человек, Норман, — сказала Карлотта. — При первом знакомстве вы показались мне сильным, молчаливым деловым человеком, какие встречаются в книгах или на сцене. Сначала я чувствовала, что ничто не может вас расстроить или потревожить выражения спокойствия и деловитости на вашем лице. Я верила, что если крыша упадет или загорится под столом, вы справитесь и с этим, оставаясь сдержанным, спокойным и невозмутимым.